Рожденные в пламени - Ник Кайм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда щель стала достаточно широкой, Вулкан шагнул внутрь и повел Т’келла в хранилище.
Пройдя через узкое отверстие, Т’келл изумился толщине дверей и поразительному мастерству их конструкции. Несмотря на очевидное предназначение, двери были так же прекрасны, как и любое творение Вулкана. Феррус Манус на его месте сделал бы двери холодными и уродливыми. Непроницаемыми, надежными, но абсолютно безвкусными.
Если Повелитель Железа был кузнецом, то Вулкан мастером. По крайней мере, Т’келл в это верил.
– Ты первый и единственный из моих сыновей, кто видит это хранилище, – сказал Вулкан. – Его стены хранят каждый артефакт, когда-либо созданный мной.
Пробормотав команду, Вулкан зажег жаровни в помещении. Мерцающий свет факелов окрасил содержимое хранилища в темно-коричневый и багровый оттенки, наполнив каждую нишу тенью. Осветилась только небольшая часть тех чудес, что создал примарх.
Т’келл узнал некоторые, вспомнив их имена.
Обсидиановая колесница.
Вермилионовая сфера.
Свет уничтожения.
Некоторые были созданы в виде обычных клинков; другие были более крупными и сложными механизмами. И у всех были имена.
Как часто говорил Вулкан: имена обладают властью. Назвать предмет означало придать ему индивидуальность, значение. Враг не боится человека с мечом, но тот, кто владеет Клыком Игнарака, заставит его призадуматься. Подобные моменты были важны для Владыки Змиев и входили в его учение.
– Такие чудеса… – прошептал Т’келл, едва способный осмыслить поразительные труды примарха.
Вулкан поставил Несущий Рассвет среди других сокровищ и потянулся было за копьем, но остановился, так и не обхватив древко. Излюбленным оружием примарха были меч и копье, Громогласный был уничтожен раньше, в ходе Великого крестового похода.
– Надеюсь, ваша нерешительность вызвана тем, что вы поменяли решение, примарх, – осмелился сказать пришедший в себя Т’келл.
– Нет. Артефакты необходимо уничтожить. Я отправляюсь на Исстван, поэтому не могу сделать это лично, следовательно, это сделаешь ты, Т’келл.
– Тогда, в чем дело, примарх?
Вернув копье на свое место, Вулкан взял Несущий Рассвет.
– Я решил, что выбрал не то оружие, но вот это кажется верным, – сказал он. – Подходящим. Возможно, оно станет орудием просвещения моего брата.
Т’келл в отчаянии взглянул на артефакты, готовый на все, чтобы сохранить наследие своего повелителя.
– Примарх, молю вас, – обратился он, опустившись на одно колено. – Пожалуйста, не просите меня сделать это. По крайней мере, сохраните хоть что-то.
Вулкан посмотрел сначала на магистра кузни, а затем на содержимое хранилища.
– Здесь находится оружие, которое может уничтожать миры, мой сын…
– Или же спасать их от уничтожения, – ответил Т’келл, глядя снизу вверх на повелителя, – в правильных руках.
– Моих? – спросил Вулкан, встретившись с умоляющим взглядом легионера.
– Да! Или же лорда Дорна, Жиллимана. Даже Русса!
Вулкан на миг задержал взгляд на Т’келле, затем отвернулся.
– Поднимись, магистр кузни. Мои сыновья не будут молить меня на коленях.
Т’келл услышал в голосе Вулкана рык и на мгновение подумал, что перешел за рамки дозволенного.
– Я вынужден, примарх.
– Ну хорошо.
– Милорд?
Вулкан повернулся к нему.
– Я сказал «ну хорошо». Кое-что должно остаться. Если уничтожу все, значит, я расстался с надеждой и не считаю, что в моих братьях осталась верность и честь. Я не пойду на это.
Т’келл заметно расслабился от слов примарха.
– Ты не отправишься в систему Исстван, Т’келл. Теперь твое место здесь: на Ноктюрне и Прометее.
– Но, примарх…
– Не противься мне во второй раз, – предупредил Вулкан. – Я не настолько терпим.
Саламандр склонил голову, демонстрируя раскаяние.
– Ты станешь Отцом Кузни и хранителем артефактов.
– Отцом Кузни? – спросил Т’келл, нахмурившись. – Разве я не ваш магистр кузни, повелитель?
– Конечно. Легионер может выполнять несколько обязанностей, Т’келл. А теперь я возлагаю на тебя и эту, как прежде доверил хранилище.
– Какую обязанность, примарх? Назовите, и она будет выполнена.
– Быть стражем. Поклянись, что будешь защищать эти артефакты, а если со мной что-то случится, сделать все, чтобы спрятать подальше от тех, кто будет искать их ради злых целей.
Т’келл живо отдал честь.
– Клянусь, лорд Вулкан.
– Хорошо. Оставь на свой выбор семь, но только семь. По одному на каждое наше царство на Ноктюрне.
– Здесь их тысячи, примарх. Как я смогу…
– Верно, так и есть, – перебил его Вулкан, прикрепив молот к поясу и потянувшись за перчаткой. Плащ из чешуи дракона Кесаря уже был повязан вокруг широких плеч. – Семь, Отец Кузни, это приказ твоего примарха.
Он направился к выходу, полностью сосредоточившись на расплате с Гором.
– Я отправляюсь на соединение с флотом Ферруса, – сказал он Т’келлу. – Выполни поручение до моего возвращения.
Вулкан вышел, отправившись в космопорт и оставив Т’келла одного.
Отец Кузни рассматривал содержимое хранилища, пытаясь осмыслить стоящую перед ним невыполнимую задачу.
– Семь…
БЕССМЕРТНЫЙ ДОЛГ
Я согрешил, и посему я должен искупить.
Я жив, когда я мёртвым должен быть, и посему я должен стать Бессмертным.
– Клятва Бессмертных
Стоя на коленях, я смотрю на палубу корабля. В ответ мне глядят искаженные лица моих братьев, застывшие в своих последних, мучительных мгновениях.
Меня зовут Арем Галлик, и я – Бессмертный, но в этот день я должен был умереть.
Это было мое право. Моя судьба, по которой я шел один задолго до полей нашего величайшего позора. Задолго до Исствана.
Холод колет кожу на загривке моей шеи, между чёрным адамантиевым горжетом и убористо стриженным скальпом угольно-чёрных волос. Поначалу я думал, что дело в атмосферной рециркуляции звездолёта, добавлявшей воздуху морозности, пока не понял, что это было лезвие топора, готовое к вынесению приговора. К счастью, кромка его осталась отключенной, иначе я, несомненно, был бы уже мёртв. Но зачем, в таком случае, наделять его актиничной остротой, когда простой замах и удар справятся с этой работой так же хорошо?
Логика. Эффективность. Сдержанность.
Скованные вместе, эти слова составляли наше кредо. Узы железа, в которые я всегда верил. Где был этот сплав в нашем отце, когда тот нуждался в нем больше всего? И опять, как это часто бывало в те дни траура и скорби, мои мысли обратились к меланхолии.
– Арем, – произнес из окружающих меня теней острый, как обнаженное лезвие у моей плоти, голос. – Расскажи нам.