Если честно - Майкл Левитон

Наши общие друзья почти забросили старый клуб, и нам стало не хватать открытых микрофонов, так что мы решили устраивать собственные аналоги – раз в месяц закатывали в нашей тесной квартирке вечеринку и приглашали всех знакомых музыкантов на песню-другую. Самым удивительным было то, что мы с Евой любили друг друга все сильнее. Я раньше и подумать не мог о том, что у меня однажды появятся настоящие друзья и истинная любовь; уже к двадцати шести годам я добился вещей, о которых раньше и мечтать не смел.

Побывав в семейном лагере и проведя некоторое время с моей семьей, Ева многое поняла об истоках и причинах многих из моих недостатков. Мы часто разговаривали о моих родственниках, и Ева комментировала все истории из детства и юности, которые я ей рассказывал. Послушать ее, так я словно постоянно пребывал под действием какого-то проклятья, которое она надеялась со временем свести на нет. Ее безумно раздражало, когда я пользовался в споре типичными аргументами отца или отказывался признавать то, что он в чем-то был неправ. Ева даже говорила, что во время таких споров ей самой иногда казалось, что она спорит с ним, а вовсе не со мной.

Сколько я ни упрашивал Еву перестать пытаться тайком сделать мне приятно, я постоянно ее на этом ловил. В какой-то момент я начал догадываться, что, возможно, она так проявляла привязанность и что это нужно было ей самой, а мне следовало все же пойти на компромисс и просто стараться замечать и ценить такие вещи. Надо сказать, замечать что-либо, о чем мы с ней не разговаривали, мне удавалось из рук вон плохо.

Каждый раз, когда Ева признавалась, что чувствует себя огорченной или злой, я благодарил ее, поскольку знал, насколько тяжело ей давались такие признания. Я изо всех сил старался верить в то, что она стала честно выражать свои чувства.

Мы все так же регулярно смотрели кино, периодически ставя его на паузу и пускаясь в долгие дискуссии. Ева все больше и больше рассказывала мне о своем прошлом. Думаю, в итоге большую часть информации друг о друге мы получили именно за суммарное время этих пауз.

Мы вместе пересмотрели кучу мультиков, рассказывая друг другу по ходу просмотра о наших первых, детских реакциях на те или иные сцены. Когда мы смотрели «Фантазию», Ева поведала мне, что танец сатиров был когда-то для нее квинтэссенцией ее понимания любви и романтики: у каждого из сатиров имелся практически идентичный двойник, с которым они словно рождены были быть вместе. Я рассказал ей, что мне всегда нравилось «Маппет-шоу», «Эдвард Руки-ножницы» и «Кто подставил кролика Роджера», в которых как раз у влюбленных не было ровным счетом ничего общего, а их отношения были абсолютно непредсказуемыми и необъяснимыми. Как-то раз Ева поставила на паузу «Оклахому», чтобы рассказать мне, как ей нравилась в детстве песня «I’m Just a Girl Who Can’t Say No» и то, как беззастенчиво героиня Глории Грэм пела о своей тяге к мальчикам.

Мы шутили, что вечно выбирали фильмы исключительно исходя из сексуальности актеров и определенных сцен, и надо сказать, что правды в этой шутке было больше, чем, собственно, шутки. Ева всегда норовила взять напрокат любой фильм, в котором были Роберт Редфорд, Вайнона Райдер, Пол Ньюман или Сэм Рокуэлл, и так продолжалось ровно до тех пор, пока мы просто-напросто не исчерпали их фильмографии. Эти полные романтики и флирта фильмы все же «разговорили» Еву на тему ее бывших парней – она рассказывала мне о том, что сексуального они делали и говорили, причем все это казалось мне чем-то киношным и уж точно немыслимым лично для меня. В какой-то момент я спросил, не осталось ли у нее фотографий кого-нибудь из этих парней. Вначале она мялась, но потом все же решила, что я как-нибудь переживу, и, порывшись в своих памятных коробочках, вытащила несколько фотографий своих бывших. Надо сказать, все они были значительно красивее меня. Когда Ева спросила, почему я не ревную, я не сразу нашелся с ответом.

– Я не понимаю, что такое ревность, – сказал наконец я. – С какой стати мне испытывать что-то, кроме радости за тебя, узнав, что у тебя были отношения с такими красавцами? Вот если бы ты узнала, что я до тебя встречался с очень сексуальными и крутыми девушками, ты бы разве не порадовалась за меня?

– Порадовалась бы, – совершенно неискренне ответила Ева.

Однажды вечером она поставила на паузу «Кошку на раскаленной крыше» и рассказала мне об одном из ее бывших, который вел себя точно так же, как герой Пола Ньюмана – так же сводил с ума своей пренебрежительностью и заставлял ее за собой бегать. В какой-то момент она узнала от кого-то из общих знакомых, что за год до этого его невеста разбилась насмерть на мотоцикле. Когда Ева подняла эту тему в разговоре с ним, он ушел в отказ, сказал, что она спятила, и стал обвинять ее в каких-то совершенно посторонних проступках. После всего этого он все же сломался и признал, что так все и было. В итоге он пропал и перестал отвечать на ее звонки.

– Он боялся открыться тебе, – заметил я.

– Да знаю! – ответила она так, словно я сказал нечто абсолютно очевидное. Впрочем, может, так и было.

– Подумать только. Вот представь, – продолжил я, – что твоя девушка умерла и ты не хочешь, чтобы кто-то об этом узнал. И пытаешься скрыть от глаз окружающих самый яркий опыт в твоей жизни!

Зеленые глаза Евы глядели на меня со смесью печали и злости.

– Мне не нужно этого себе представлять – я так и живу. А ты этого даже не замечаешь.

Вскоре после этого разговора мы с ней сидели дома и слушали состряпанную мною подборку моего любимого ду-вопа и медляка, и в какой-то момент заиграла «To Know Him Is to Love Him» группы The Teddy Bears. Говорившая что-то Ева прервалась на полуслове, вслушиваясь в слова песни. К концу записи мы оба уже рыдали навзрыд. Мы понимали истинное значение этой песни для нас: не смотря ни на что, Ева все еще хотела, чтобы я узнал ее по-настоящему. Когда отзвучали последние ноты песни, я неуклюже и бестолково нарушил установившуюся волшебную тишину очередной очевидной банальщиной:

– Мы нашли «нашу» песню!

Вскоре у нас обоих стали возникать проблемы с работой – фриланса на жизнь стало не хватать. Ева уговаривала меня устроиться куда-нибудь, на что я столь же упорно отвечал, что не умею проходить собеседования, а даже и получив работу, не смог бы долго оставаться в штате, поскольку плохо лажу с людьми.

– Уверена, у тебя получится найти нормальную работу, если ты попытаешься хорошо себя вести, – сказала она. – Ты ведь умеешь быть абсолютным очаровашкой.

– Потенциальным работодателям обычно так не кажется, – ответил я.

В конце концов ей все это надоело, и она сказала мне:

– Да разберись ты хоть как-нибудь уже с этой проблемой наконец! Придумай что-нибудь!

И вот, впервые с тех пор, как я только переехал в Нью-Йорк четыре года назад, я стал искать постоянную работу.

У меня на тот момент уже имелся некоторый опыт работы с детьми, иногда я даже ходил на занятия младшеклассников со своей укулеле и сочинял вместе с ними песенки. Плюс у меня в портфолио имелось некоторое количество книг для детей и подростков, написанных мною в рамках программы по ликбезу, работы «литературным призраком» и прочих подработок. Пара друзей сумели свести меня с людьми, которые занимались музыкой в школах.