История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - Мунго Мелвин

Оперативное искусство, или «большая тактика», как его называли раньше, остается довольно темным аспектом военной науки — для всех, кроме ученых и профессиональной военной элиты. Несмотря на то что во время Крымской войны обе стороны не пользовались «оперативной» терминологией, она дает нам полезный метод для оценки планирования, согласования и результатов сражения в общем контексте кампании. Это суть «оперативного искусства», с которым мы столкнемся позже при описании действий Красной армии и армий оси в битве за Севастополь во время Второй мировой войны. Как бы то ни было, именно блестящий военный теоретик из России Александр Андреевич Свечин (1878–1938), «русский Клаузевиц»[384], лаконично описал эти связи между тремя уровнями войны: «Тактика делает шаги, из которых складывается оперативный скачок; стратегия же указует путь»[385]. Это соблазнительно простое описание не утратило ценности и сегодня.

Во время Крымской войны при защите Крыма в целом и Севастополя в частности от атаки союзников русские столкнулись с несколькими дилеммами оперативного уровня; то же самое относится к их противникам, надеявшимся захватить город. Анализ этих проблем поможет объяснить, почему осада Севастополя продолжалась так долго и обошлась так дорого. Могла ли каждая из сторон делать необходимые «оперативные скачки» в ответ на вызовы, чтобы привести кампанию к быстрому успешному завершению, зависело как от принимаемых решений командирами и их штабами, так и от рвения и искусства сражающихся войск. К сожалению, на протяжении всей войны профессионализм командиров оставлял желать лучшего, причем в равной мере у всех противоборствующих сторон. Оглядываясь назад, можно сказать, что у русских генералов и генералов союзников был общий недостаток — неспособность представить и спланировать последовательность действий и таким образом превратить достигнутый тактический успех в оперативный для достижения наилучшего эффекта с точки зрения стратегии. Столь же одинаково неудовлетворительной была работа штабов, особенно в британской и русской армиях. Штабы были неэффективными, приказы часто не исполнялись, были нечеткими или запоздалыми. Результатом становились разнообразные сочетания растерянности, ошибочных указаний и задержек. Ненужная атака Легкой бригады под Балаклавой — всего лишь один из многих примеров некомпетентности. На первом этапе и у британцев, и у русских чрезвычайно неэффективными были управление тылом и медицинское обеспечение. В российской армии Генеральный штаб был организован по прусской модели, а в британской этот институт появился только в 1905 г., после неудач Англо-бурской войны. Но опыт Крымской войны, по крайней мере, привел к появлению в британской армии штабного колледжа, основанного в 1858 г.

Главная оперативная проблема, с которой столкнулся российский главнокомандующий (в его подчинении находились как армейские подразделения, так и военно-морской флот) адмирал князь Александр Сергеевич Меншиков, заключалась в том, как противостоять предполагаемому вторжению союзников. Поскольку российский Черноморский флот не мог вступить в открытое столкновение с объединенными силами современных кораблей британского и французского флотов, в составе которых находилось много пароходов, союзники обеспечили себе господство на море. Более компетентные подчиненные Меншикова из числа флотских офицеров явно осознавали эту ситуацию. Таким образом, оперативная инициатива принадлежала противнику: он мог определять время и место вторжения в зависимости от того, какое сопротивление предполагал встретить на берегу. В идеале в таких обстоятельствах обороняющийся должен держать значительные силы, чтобы помешать десантной операции противника, а затем разбить его у самой береговой линии или недалеко от нее. Но если бы Меншиков пытался защитить все возможные места высадки на побережье Крыма, ему пришлось бы слишком сильно распылить свои ограниченные силы. Если же он предпочел бы не вступать в бой на берегу и позволил союзникам беспрепятственно высадить десант и сконцентрировать силы, то не было никакой гарантии, что у русской армии хватит сил и ресурсов, чтобы противостоять им в решающем сражении.

Вторая проблема для Меншикова, тесно связанная с первой, заключалась в защите Севастополя. Что лучше: собрать все силы для защиты города или развернуть максимальное количество войск для того, чтобы дать бой союзникам, прежде чем они начнут наступление? Не секрет, что их главной целью был захват Севастополя и уничтожение Черноморского флота, поскольку намерения союзников открыто обсуждались в Лондоне, в том числе на страницах газет. Безопасность операций союзников была на таком низком уровне, что для получения разведывательной информации русские могли использовать открытые источники. Кто-то из русских однажды заявил, что «нам не нужны шпионы, поскольку у нас есть „Таймс“»[386]. В идеале русским следовало иметь достаточно войск, чтобы надежно охранять Севастополь и разбить армию союзников в сражении, если не во время высадки, — задолго до того, как они будут готовы предпринять стремительный бросок или приступить к запланированной осаде. Но жестокая действительность состояла в том, что у русских не хватало сил. Меншиков, которого британские военные историки высмеивали за «глупые и бесцельные действия» из-за неудачного руководства во время сражения на Альме, вовсе не был глупцом[387]. В докладе, отправленном в Санкт-Петербург 20 июня 1854 г. (ст. ст.), он точно предсказал, что союзники высадятся на западе Крыма в окрестностях порта Евпатория, а затем начнут наступление на Севастополь по суше, сделав бросок на юг на расстояние ста километров по дорогам и тропам. С учетом того, что в середине лета 1854 г. Меншиков имел в своем распоряжении только двадцать шесть пехотных батальонов и тридцать шесть легких пушек, 30 июня он попросил прислать подкрепления[388].

В конце августа прибыли подкрепления (в основном 16-я дивизия из Одессы) численностью около тридцати пяти тысяч человек, но союзники еще не высадились на берег. Меншиков ошибочно решил, что непосредственная угроза Севастополю миновала. Например, всего за два дня до вторжения союзников 14 сентября 1854 г. он с уверенностью писал: «Мои предположения полностью оправдались; враг не осмелился на высадку, и окончание летнего сезона делает десант невозможным»[389]. Однако русский главнокомандующий не учел политическое давление на руководителей армии и флота союзников, которое заставило их отважиться на высадку в Крыму ранней осенью, несмотря на растущую опасность сезонных штормов и краткий период кампании до начала зимы. Меншиков не был одинок в своем заблуждении: сам царь Николай I считал, что если союзники и решатся на вторжение, то только весной. К сожалению, время было не на стороне русских.