Археолог II. Исход - Миродар Госс

Здесь коридор немного слегка уходил в сторону. Видимо, Ровальд добрался до внешнего контура башни. Окна отсутствовали, но стоило об этом задуматься, как они появились.

— Внешние камеры?

— Да. — Сухо ответил оберег.

Слева изредка появлялись двери, между которыми находились приличные расстояния.

— Что за дверьми?

Вершие не ответил, но вот одна из них открылась.

— Входи.

Ровальд шагнул и оказался внутри широкого грузового лифта, смысл которого для Ровальда оставался загадкой. Учитывая худые коридоры, тут мало что можно было перевезти. Разве что небольшие короба, и то, по очереди складируя. Человек мог пройти только в одиночестве, а чтобы обойти встречного, вынужден протискиваться бочком. Грозный — не город, станция, место которой на орбите. От города лишь название.

Плавный спуск, словно приземлился в воду. Вот он и оказался в подземной части крепости. Двери раздвинулись, и глазам предстал большой ангар с коробами и контейнерами, один крупнее другого. Разные рунические маркировки внутри геометрически идеальных фигур. Вот он и увидел первый протославянский склад собственной персоной.

— Заносили ещё в момент постройки?

— Как ты догадался? — Спросил Вершие.

Непонятно. Оберег язвит или, кажется?

Вышел на балкон, который тянулся кольцом вдоль грузовых лифтов.

— Интересная у вас планировка.

— Налево и по лестнице.

Ровальд шёл по сетчатому полу, который сотрясался от каждого шага, напоминая, что он состоит из мелких стальных прутьев. Словно оказался в космосе на дозаправочной.

Короб на коробе. Контейнер на контейнере. Но между ними то и дело проскакивало что-то белое, присмотревшись, Ровальд остановился и увидел кусочек комнаты.

— Это с экспедиционного? Колыбели?

— Собрано из запасных частей, которые привезены в помощь, но не пригодились. Решено было собрать базу для восстановления сил и поддержания аппаратуры в дееспособном состоянии. Всё обслужено, проверено. Андроидов осталось немного, но они исправны. Вовремя друг друга подправляют. Так что, если тебя беспокоило это, всё в порядке.

— Но это же?..

— Да, техкомната для извлечения души из саркофага памяти, рядом с ней биофактура наращивания клеток и костей, следующая отсюда не видна — капсула объединения выращенного тела и оригинальной души.

— Оригинальной?

— Да.

— Бывают неоригинальные?

— Бывают.

Вершие снова немногословен. Ровальд сглотнул, понимая, что сейчас ему предстоит очередной выбор. Вспоминая прошлую проблему, он не мог не задать вопрос.

— Я не могу отказаться?

— Можешь, конечно. Но, кажется, у тебя подходит к концу цикл удержания души. Будет плохо, если канал иссохнет раньше окончания срока твоей жизни. Тебе решать.

Эсхель-7 об этой особенности не рассказывал. Вряд ли он утаивал что-то, хотя всегда складывалось именно такое ощущение.

Вдобавок, Ровальд уже боялся этих старинных систем. Не хотелось доверять свою жизнь, и вообще, кажется, разыгралась нешуточная паранойя. Не хотелось застыть в обездвиженном состоянии на много лет, пока иссыхает душа. Это сумасшествие. Радует факт, что даже в великом страже удержание души не вечно. Выходит, отсрочка реальной смерти всего год.

— Если я вновь умру внутри стража, иссыхание канала как будет проходить?

— Заново. Так что?

— Сколько длится цикл?

— Около года. Если душа тренированная, то может растянуться до трёх лет, если слабая, меньше.

— Сколько у меня осталось времени?

— Полтора месяца.

Ровальд кивнул.

— Да, я готов.

Но внутренне он был совершенно не готов. Откровенно боялся. Бушевало нервное напряжение. Конфликт с собственным жизненным опытом. Вдобавок, выяснилось, что он слабая душа, по меркам оберега, в то время, когда весь окружающий мир считал его героем, в космосе, нарушителем, а для пиратов — желанной добычей, перспективным источником дохода.

— Глаза боятся, руки делают? — Прозвучал понимающий старческий голос.

— Кто ты?

Но голос не ответил, исчезнув так же, как и появился.

Ровальд прошёл за груду контейнеров и увидел тех-отсек. Тот лежал посреди ангара вырванный с мясом: окутанный подсоединёнными кабелями, голыми металлоконструкциями, которые выпилены из самого сердца Колыбели. По тепловому излучению Ровальд увидел, насколько исправно работают системы, как ток нагревает кожух, а лёгкое гудение нарастало. По крайней мере, всё исправно, и вроде, приспешников Восьмого нет. Станция была изолирована. Не может быть ловушкой. На сердце спокойно. Интуиция молчит. Всё логично и правильно. Он шагнул внутрь и увидел то же самое кресло, которое разложилось знакомым образом, оставив дыру для лица.

— Мою душу будут извлекать из саркофага памяти?

— Да. Учитывая, что тела нет, безболезненно.

— А если тела есть?

— Болезненно.

— И в каких случаях так поступают?

— Когда надо сохранить жизнь умирающему, или что-то вроде того. — Вновь объявился старческий голос. — Вот тогда очень больно. В тело вонзаются иглы таких размеров, что нервная система не знает, как реагировать. Из чакр высасывается то единственное, что заставляет эти чакры существовать. Чувствуешь удушение, нарастающую слабость, отчаяние, даже радость. Все чувства, соответствующие энерго-центрам души переживаются заново и в полной мере. Жизнь проноситься перед глазами.

Ровальд лёг лицом вниз, продолжая слушать голос и понимая, что второго шанса в этой жизни не будет. Невидимый собеседник хорошо подталкивал.

— Каждый момент, о котором ты жалеешь, поднимается и переживается заново — это душа извлекается в дескриптор, временный содержатель душ.

— Вы глава совета?

— Что если так?

— На счёт иммунной системы.

— Её нельзя извлечь без ДНК лидера восьмого колонизаторского корабля.

Ровальд закрыл глаза. Пока мог двигаться, достал датчик связи и послал последнее голосовое сообщение. Датчик вспыхнул и съежился. Что же Хопс, остальное на тебе, подумал Ровальд. Он сделал всё что мог. Добудет скрижаль для запуска корабля, остальное — разберутся.

К доспеху что-то подключилось сзади. С него что-то сняли. Изображение сжалось в цветную трубу, в которую его засосало. Считанные мгновения и он оказался в белом кресле, которое стояло на белом персидском ковре, в белой комнате, за длинным белым столом. На другом конце стола — немолодой мужчина лет шестидесяти. Подбородок подпирал двумя руками, сцепленными в один кулак.