Леди в озере - Лаура Липман

Второй страйк. Мяч отлетает от биты и летит за линию фола на трибуны.

Мой третий сезон в «Ориолз»; правда, в шестьдесят четвертом у меня по-настоящему не было игрового времени. Один выход на биту, один страйк-аут[104], всего восемь появлений в составе. В прошлом году сыграл в ста шестнадцати матчах. Не очень-то хороший процент попаданий, но лучше, чем у Эчебэррена, а к моей игре в обороне вообще не придерешься. Четырежды получал хит-бай-питч[105]. Я не то чтобы против, чтоб в меня попадали, но вообще так себе способ оказаться на первой базе.

Следующая подача – на сей раз кёрв[106], идет прямо на меня. Замахиваюсь, попадаю, бегу. Вот как надо оказываться на первой. Ведем 2:1.

Фанаты «Ориолз» слишком вежливы, они склонны бормотать, а не кричать от радости, но редко и недовольно вопят, так что, думаю, сейчас они выражают мне поддержку. Хотя наши матчи на Мемориальном стадионе проходят в относительной тишине, видно, что фанаты знают – это лето особенное. Мы творим чудеса. К Матчу всех звезд имеем баланс игр 54:25. Я выбиваю вполне ничего, но не для команды звезд, конечно. Не попаду в нее; видимо, это будет Фрэнк и, возможно, Брукс. Но когда-нибудь удастся и мне, наверняка. Окажусь в команде всех звезд и, может, стану обладателем «Золотой перчатки» или даже двух. Мне двадцать два, я зарабатываю восемь тысяч в год и каждый день просыпаюсь с улыбкой.

Это именно то, чего я хотел всю жизнь, с восьмилетнего возраста. Моим героем был Уилли Мейс[107], но когда я понял, что меня могут принять в команду высшей лиги, то подумал: Надо найти свой собственный стиль, а не ловить все мячи, используя его излюбленный «баскет кетч»[108]. Я не хотел, чтобы люди говорили, что я копирую Уилли. Но я вполне могу защищаться как он, вылавливая практически все мячи. Если не поймал, будьте уверены: это хоумран[109].

После матча сижу в своей машине, «Додж-Дарте» шестьдесят пятого года выпуска, купленном по сходной цене, когда в продажу начали поступать модели шестьдесят шестого, и вокруг толпятся молодые ребята и просят дать автограф. И пока есть хоть один парень, ждущий, чтобы я что-то подписал, я не уезжаю. Ведь фанаты – наши настоящие боссы. Если они не будут приходить на игры, у нас не будет работы. Подписываю бейсбольные карточки, мячи, клочки бумаги, все что угодно. И если какой-нибудь пацан спрашивает, стоит ли ему пытаться стать бейсболистом, отвечаю: да, мечты сбываются. Я – живое тому доказательство.

Сегодня ко мне подходит парень постарше меня. Он не просит ничего подписать.

– Меня зовут Ферди Плэтт, и я хочу пожать вашу руку, мистер Блэр. Вы живете настоящей жизнью.

Мистер; а ведь он на шесть или семь лет старше.

Впрочем, он прав. Я живу по полной.

«Фламинго» немного разочаровал Мэдди, и не потому, что нехваткой великолепия – она с самого начала мало чего ожидала от второразрядного клуба на Пенсильвания-авеню, – а из-за его скучной обыденности, из-за того, что тут не возникало ощущения опасности. Правда, было только шесть часов, слишком рано для падения нравов; но все равно казалось, что «Фламинго» ничем не отличается от загородного клуба.

Мэдди села у стойки и заказала вермут. Бармен оказался белым коренастым малым с темными волосами и набрякшими веками. Интересно, это он дал полиции описание того мужчины, с которым ушла Клео Шервуд? Мэдди не ожидала увидеть белого бармена в клубе, который принадлежал негру и посетителями которого в основном были негры. Ей казалось, что, будучи белым, он поведет себя менее враждебно, чем негр, но он просто сложил руки на груди, даже не пытаясь ее обслужить.

– Мы предпочитаем, чтобы приходящих к нам дам сопровождали мужчины. И даже в подобном случае не ожидаем, чтобы они садились у стойки. Владелец нашего клуба считает, что это… – Он замолчал, подыскивая слово: —…сомнительно.

– Я не клиентка, – ответила Мэдди.

– Вот и хорошо, значит, вы меня поняли. Почему бы вам не посидеть с другими дамами в кафе-кондитерской «Хатцлерз»? По-моему, это бы вам подошло. А если в самом деле хочется выпить, вы могли бы пойти в отель «Эмерсон».

– Я журналистка.

Кажется, в его сонных глазах мелькнуло удивление. Он все-таки обслужил ее, затем прошел в конец стойки, чтобы продолжить приготовления к вечернему наплыву посетителей. Мэдди начала пить вермут. Сначала она удивилась тому, что он сравним с подаваемыми в других барах, затем дошло, что удивляться глупо. Вермуты мало чем отличаются друг от друга. Вина различаются, виски тоже, но вермуты, похоже, бывают только сладкими или сухими. Этот был сладким.

В клуб вошла девушка в брюках и свободной блузке и с любопытством посмотрела сначала на Мэдди, потом на бармена.

– Расскажите о себе, – попросила его Мэдди.

– Нечего рассказывать.

– Всем есть что рассказать.

– Это вряд ли. Не всем. А что можете порассказать вы сами?

– Как уже говорила, я журналистка.

– Откуда?

– Из «Стар».

– Не читаю.

– Какую же предпочитаете?

– «Бикон».

– Почему?

– Потому что она самая толстая, а у меня попугай в клетке.

Мэдди продолжала пить свой вермут. Еще совсем недавно его враждебность и игра словами обескуражили бы ее. Она бы начала болтать, может быть, даже флиртовать. Теперь же его поведение просто убеждало в том, что она наконец-то явилась туда, где можно что-то узнать. Именно здесь Клео Шервуд видели в последний раз, именно отсюда она ушла с мужчиной, которого никто не знал. По словам вот этого малого.

– Я работаю над сюжетом о Клео Шервуд.

– Тут нет ничего интересного.

– Как вы можете так говорить? Молодая женщина умирает при загадочных обстоятельствах. Разумеется, это интересно.