Бессердечный - Павел Корнев

Столь теплый прием сбил меня с толку, я заколебался и не решился высказать в лицо приятелю все те слова, что жгли меня изнутри.

В конце концов, я мог ошибаться. Иной раз случаются и не такие совпадения.

Случаются – да, только вот я в них не верил.

Не верил и все же скандала устраивать не стал. Подвела стеснительность или проснулся здравый смысл? Даже не знаю…

– В термы? – лишь высказал я удивление неожиданным предложением поэта и кинул котелок поверх лежавшего на полке бильярдного шара. – С чего бы это?

– О, это потрясающая история! – рассмеялся Альберт. – Знаешь, где я провел сегодняшнюю ночь и большую часть дня? Никогда не угадаешь! За решеткой! Можешь представить?

– Что натворил на этот раз?

– В том-то и дело, что ничего! Во время вчерашнего приема у барона Дюрера кто-то вскрыл сейф, и всех гостей обыскивали, словно закоренелых преступников. Уму непостижимо! А потом нас… как же они это назвали… изолировали на время проведения предварительного дознания!

Я натянуто улыбнулся:

– Но в этом есть и хороший момент, не правда ли? Твоя таинственная незнакомка была вынуждена открыть свое инкогнито.

Поэт затянул шейный платок и отвернулся от зеркала.

– К счастью, она покинула прием до приезда полиции, – сообщил он. – Но видел бы ты, какой фурор среди гостей произвела моя дама с вуалью!

Я приложил ладонь к нестерпимо нывшему сердцу, и Альберт участливо поинтересовался:

– Лео, с тобой все в порядке?

– Ерунда, просто выдался напряженный день.

– Так мы едем в термы?

– Едем, – кивнул я. – Только возьми плащ, на улице собачья погода.

– Ну разумеется!

Альберт снял с вешалки длинный плащ; мы вышли в коридор и спустились на первый этаж.

– Проклятье! – выругался я там. – Мой котелок! Я забыл его у тебя!

Поэт легкомысленно протянул ключ.

– Беги! – разрешил он. – Пошлю пока кого-нибудь за извозчиком.

В один миг я взлетел на второй этаж, отпер апартаменты и зажег свечи на письменном столе. Альберт имел обыкновение держать рабочие наброски в верхнем ящике стола, именно его и взломал первым делом.

Сверху лежала неоконченная поэма «Живущий в ночи», для меня интереса она не представляла, но вот дальше обнаружились листы писчей бумаги, изрисованные набросками стройной женской фигуры. Узкая талия, высокая грудь, крутые бедра. Заманчивый изгиб спины развалившейся в неге девушки. Развалившейся именно на этом диване!

Меня всего затрясло, но стоило только перевернуть лист, как и вовсе помутилось в глазах. Со следующей страницы на меня смотрело девичье лицо. Не столь искусно выполненное, как рисунки Шарля, но вполне узнаваемое.

На меня смотрела Елизавета-Мария.

Моя Елизавета-Мария! Суккуб, а не дочь главного инспектора!

В этом не было ни малейших сомнений.

Ноги подкосились, я плюхнулся на стул, дотянулся до графина и дрожащими руками налил себе воды. Жадно осушил стакан и попытался собраться с мыслями.

Альберт не вел никакой игры, теперь это было очевидно. Излишне впечатлительный поэт просто поддался противоестественному обаянию суккуба. Он не был причастен к похищению патента и таинственному исчезновению дочери главного инспектора. Не пытался направить полицию по ложному следу и не совершил ничего дурного, за исключением того, что влюбился не в ту женщину.

А вот я… Я слишком легко поверил в его виновность, и это жгло почище раскаленного железа.

Я бросил листы на стол, взломал один ящик, другой, третий. Переворошил их содержимое, потом взял из буфета бутылку рома, распахнул окно и вышиб его так, чтобы осколки попадали внутрь. Выкинул бутылку на улицу и быстро покинул апартаменты, не забыв прихватить брошенный на полку котелок.

Кто-то вломился с улицы, только и всего.

Но на душе было на редкость мерзко. Связь с суккубом еще никого ни к чему хорошему не приводила; поэта надо было спасать.

Когда спустился на первый этаж, Альберт пил вино у стойки бара и любовался скакавшими на сцене полуголыми красотками. На мою задержку поэт не обратил ни малейшего внимания; его всегда вдохновлял вид стройных женских ножек вне зависимости от того, был он в очередной раз влюблен в кого-нибудь или нет.

И даже с учетом моей задержки извозчика пришлось ждать никак не меньше четверти часа.

– Самые предусмотрительные ждут в соседних кабаках окончания представления и ломят с публики тройную цену, – с усмешкой сообщил мне Альберт, когда мы забрались в закрытую коляску и покатили по залитым дождем улочкам греческого квартала.

Извозчик, от которого густо пахло винным духом, сделал вид, будто ехидного замечания не расслышал, и за честь коллег вступаться не стал. А может, и в самом деле не расслышал – он то и дело клевал носом, сразу встряхивался и растирал по лицу брызги дождя, но вскоре все повторялось по новой.

Поэта это наблюдение почему-то привело в неописуемый восторг, он развеселился и принялся сыпать одной байкой за другой. Не прекращал травить анекдоты он даже в термах, где его, по счастью, хорошо знали и потому пропустили нас внутрь, не заставив выстаивать огромную очередь, которая начиналась еще на крыльце огромного, выстроенного в древнегреческом стиле здания общественных купален. Идея погреть косточки в столь ненастную погоду пришла в голову вовсе не нам одним.

В просторном вестибюле, где оказалось не протолкнуться, меж людьми сновал шустрый паренек со стопкой газет и потрясал вечерним выпуском «Столичных известий»

– Таинственное происшествие! – кричал он, перекрывая гомон людей. – Пропажа тел из городского морга! Полиция в тупике! На город надвигается шторм! Порт закрыт!

Альберт купил газету, но читать ее не стал, свернул и сунул в карман плаща. Миновав битком забитый буфет, мы направились прямиком в раздевалку. Оставили там в шкафчиках одежду, закутались в тоги и прошли в заполненное паром помещение. Горячий воздух окутал со всех сторон, навалился жаром и влагой, прогнал промозглый уличный холод, заставил расслабиться и позабыть обо всех проблемах и заботах.

Но надолго выбросить из головы тягостные мысли не получилось. Я решительно не знал, как сообщить приятелю, что его возлюбленная – суккуб.

Мы устроились на горячих камнях у самого входа, где было не столь жарко; я пил лимонад, Альберт то и дело прикладывался к кубку с вином. Клубы пара окутывали нас, скрывали других посетителей, скрадывали слова, превращая их в один беспрестанный гомон. Обычно я чувствовал себя в термах не в своей тарелке и тщательно следил, чтобы одеяние прикрывало все татуировки, но сегодня эта забота отступила на второй план. Я должен был рассказать обо всем другу, но никак не мог подобрать нужных слов.