Бессердечный - Павел Корнев

– Как тебе убегать от констеблей, скача на одной ноге? – ухмыльнулся я с несказанным облегчением.

– Подойди ко мне! – потребовал китаец. – Вякнешь хоть слово – пристрелю!

Но, прежде чем я успел выполнить требование костолома, коротышка-лепрекон, подобно цирковой мартышке ловко и быстро перебирая руками и ногами, взобрался китайцу на спину и со всего маху воткнул в его горло кухонный нож.

Обрез громыхнул дублетом, картечь вышибла комья грязи у меня из-под ног, а подручный господина Чана безжизненно рухнул в канаву. Лепрекон соскочил с его спины и спокойно вытер нож о рукав изрядно перепачканного сюртука.

– Здорово, правда? – осклабился он и юркнул в заросли, вмиг пропав из виду.

– Проклятье! – вырвалось у меня.

Дохлый китаец с перерезанной глоткой, поднимающийся на гору полицейский броневик, я и никаких свидетелей, кроме моего вымышленного друга.

Хотя друга ли? Скорее уж занозы в заднице!

Кинув сумку с гранатами на обочину, я подскочил к мертвецу и, поскольку прятать тело в кустах не оставалось времени, ухватил покойника под мышки и подтащил к мосту.

«Покормить бездомных животных», – мелькнуло в голове, когда я перевалил китайца через ограждение и сбросил вниз.

Вот и покормил! Снизу донесся плеск и озадаченный рык.

Я не стал задерживаться у моста и отправился на поиски сумки с зажигательными гранатами. Облегчение накатило приятной расслабленностью, и, когда полицейский броневик начал замедлять ход, я этому обстоятельству никакого значения не придал, лишь прикрыл ладонью глаза от яркого света поворотного фонаря.

– Все в порядке! – крикнул выбравшемуся с пассажирского сиденья констеблю в непромокаемом плаще. – Просто возвращаюсь домой!

Полицейский кивнул и вдруг вскинул укороченный арбалет. Щелкнула спущенная струна, деревянная плашка с железными спицами и проводами больно шибанула в грудь, а миг спустя с ног до головы меня пронзил мощный электрический разряд, словно молния ударила!

Уж лучше б молния…

Очнулся в кузове броневика от тряски и боли в затекших мышцах.

Дьявольски раскалывалась голова, пересохло в глотке, не получалось пошевелить ни руками, ни ногами. Проклятье! Даже пальцы не шевелились, словно их опутали веревками. Глаза закрывала плотная повязка, в рот засунули кляп.

«С чего бы это такая тщательность?» – подумал я, пытаясь ослабить путы, но немедленно получил чем-то увесистым по виску и вновь провалился в забытье.

Из броневика вынесли на носилках. Мог бы и сам выйти, меня просто не спросили.

Куда несли, было не понять, но что-то подсказало, что речь идет не об очередном похищении и прибыли мы прямиком в Ньютон-Маркт. Витало нечто такое в воздухе; привычные запахи, знакомые звуки.

И я даже не знал, радоваться этому обстоятельству или нет. Как ни крути, за последнее время грехов за мной накопилось столько, что хватит на повешение и еще на пожизненную каторгу останется. Тот же взрыв дирижабля, сколько людей при этом погибло? Я защищался – да, но это еще надо доказать.

В камере меня наконец отцепили от носилок, усадили за стол, сковали руки и ноги, а на уровне груди притянули к спинке прочным ремнем. Сразу вспомнился электрический стул, но окончательно добил ровный голос, полный холодного бешенства.

– Оставьте нас! – потребовал главный инспектор фон Нальц.

Послышался звук шагов, хлопнула входная дверь, а потом с моих глаз сорвали повязку и рывком выдернули изо рта кляп.

Я пошевелил челюстью, разминая затекшие мышцы, глянул на главного инспектора и невесело пошутил:

– Похоже, это становится традицией…

– Молчать! – неожиданно резко выкликнул Фридрих фон Нальц и хлопнул ладонью по столу. – Где моя дочь, подлец?!

– Лучше повода не смогли придумать? – удивился я, пребывая в некоторой прострации от последних событий.

– Молчать! – вновь рявкнул старик, и переполнявшее его призрачное пламя вырвалось наружу, опалило меня своим нереальным жаром, напомнило о запеченном изнутри Джимми.

Фридрих фон Нальц был способен поджарить человека без всяких проклятий и черной магии, но то, что пугало еще неделю назад, сейчас уже потеряло всякую значимость.

– Где моя дочь? – потребовал ответа главный инспектор, и как-то сразу не осталось ни малейших сомнений в его искренности.

Я лишь выдавил из себя:

– Что с Елизаветой-Марией? С ней все в порядке?!

– Ты еще у меня спрашиваешь?! – взъярился главный инспектор.

– Да, спрашиваю! – поморщился я досадливо и в какой-то мере даже брезгливо. – Извольте объяснить причину моего ареста! Второй арест за неделю, подумать только! И за прошлый еще не извинился никто! Такое впечатление, что это не полиция, а сборище умалишенных!

Старик был быстр. Я даже моргнуть не успел, как он влепил мне крепкую пощечину. Во рту появился привкус крови.

– Выпустили пар? – спросил я после этого. – Теперь поговорим?

– Нет! – рыкнул главный инспектор.

– Не выпустили или не поговорим?

Фридрих фон Нальц глубоко вздохнул, потом отвернулся, словно ему было неприятно мое помятое лицо, и вдруг проскрипел:

– Что с вами не так, виконт?

– Уже виконт! – хмыкнул я, поставленный неожиданным вопросом в тупик. – Быстро же дорос от подлеца…

– Подлецов среди виконтов хватает и без вас, – отрезал главный инспектор, едва сдерживаясь, чтобы не врезать мне снова. – Что за игру вы затеяли?

– Я затеял? – Удивлению моему не было предела. – Это вы оглушили меня током и притащили сюда! Я об этом не просил!

– Хотите сказать, вас не в чем обвинить?

– Хочу сказать, неплохо было бы для начала предъявить обвинение! – прорычал я в ответ.

Фридрих фон Нальц устало махнул рукой:

– Бросьте, виконт. Все вы понимаете.

– Пока я понимаю лишь, что пропала ваша дочь. Откуда взялось подозрение в моей виновности, остается загадкой.

– Вот как?

– Именно так.

– Полагаете, против вас не найдется улик?

– Я бы никогда не причинил вреда Елизавете-Марии, – совершенно искренне ответил я, пусть и прозвучали мои слова несколько невпопад.

– Молодости свойственно безрассудство. Молодые часто не задумываются о последствиях тех или иных поступков.

Я закрыл глаза, обдумал услышанное, затем спросил:

– Вы обвиняете меня в том, что у меня была связь с вашей дочерью и что она сбежала со мной, не желая свадьбы с нелюбимым человеком? Но это же бред! Мы были бы вместе, разве нет?