Можно я побуду счастливой? - Мария Метлицкая

– А кто у вас сзади? – интересуется он.

Отвечаем:

– Солдаты, едут домой, в увольнение.

– А вы? Вы куда? И, кстати, откуда?

Объясняем, что мы журналисты, пишем книгу о России, собираем материалы. А откуда? Да из Москвы! Получали в банке деньги на путешествие.

– И что, – хмурится гаишник, – получили?

– Ага! – улыбаемся мы.

– И много? – вкрадчиво, с подозрением и недоверием интересуется он.

– Три тысячи долларов.

– Ну и зачем вы мне это все рассказываете?

– Так вы же спрашиваете!

– Но вас же могут ограбить! – И странно смотрит на наших случайных пассажиров, от страха вжавшихся в кресла.

Мальчишек мы довезли, мама одного из них всплеснула руками, заохала, вынесла из дома банку парного молока и еще теплые пирожки.

Мы обнялись, и я накинула на ее плечи шелковый платок с Эйфелевой башней.

Стояли с сыночком и махали нам вслед. Никто нас не ограбил. Корову ее звали Нюша – помню я это почему-то до сей поры.

Первая наша «глубокая» остановка – деревня Меленки.

Деревню «свою» мы видели так – пестрые палисадники, заросшие золотыми шарами и разноцветными игольчатыми астрами, кустарники бульденежа, калины, заросли сирени. Добрые старушки, смешливые и говорливые старики, простодушные ребятишки, несущиеся на велосипедах. Коровы, медленно бредущие по дороге, белоснежные козы, меланхолично жующие сочную, изумрудную траву. Грибы на сухой березовой опушке, россыпи ягод на подстилке из сосновых иголок. И хорошо бы – церквушка! Маленькая, уютная деревенская церковь с добрым батюшкой и милой, сердечной матушкой. Мирная, тихая и спокойная жизнь, к которой мы так стремились и так рвались.

А на деле – на деле все было не совсем так. Точнее – совсем иначе!

Живописные деревеньки со смешными названиями оказывались заброшенными. Темные, некрашеные дома – заколоченными, заборы – сгнившими и завалившимися. Палисадники зарастали густым непроходимым бурьяном. А коров и коз давно не держали – тяжело, в деревне одни старики. А храмов неразрушенных, действующих не было вовсе! Церкви были поголовно разрушены, превращены в уборные или в склады «непонятно чего», загажены, осквернены.

Еще подступала осень, и я стала бояться, что гнездо свое до близких уже холодов свить не успею. Путешествие наше определенно затянулось, мы слегка заигрались в эту увлекательную игру и немного устали.

Меленки нам посоветовала милая женщина Люба и даже сосватала дом – довольно крепкий и ладный. Когда мы услышали цену, то не поверили – две тысячи рублей!

Но – повезло, оказывается, не только нам. Главным везунчиком был дедуля – продавец! Продать брошенное жилье желали многие! В деревне было двадцать домов, из них половина пустые. Школы не было, фельдшерского пункта тоже. Изобиловала она яркими персонажами. Например, был там такой Коля БАМ. Его так прозвали, потому что раза четыре в жизни он твердо решал уехать на БАМ – заработать деньжищ. Собирали его всем миром – провизия на дорогу, одежда, деньги. Доезжал Коля лишь до Приволжска – а это аж двадцать пять километров! – ну, а там – дружки устраивали ему проводы. Напровожается Коля, деньги пропьет и – обратно в родную деревню! До БАМа, понятно, он ни разу не доехал, но кличка осталась.

Жизнь в Меленках мы вели миссионерскую – привозили из Франции старушкам лекарства, лечили скотину, купили инвалидное кресло неходячей бабулечке. По весне дочка вывезла ее на улицу – и бабушка наша расплакалась! Семь лет не видела солнца, не слышала птиц, не смотрела на кусты и цветы.

За те четыре года, что мы прожили в Меленках, врача я там не видела ни разу – старики местные были прочно забыты.

Было и то, чем мы очень гордились. Мы много писали в Красный Крест – почему помогают городам, забыв про деревни? Там же живется не проще! И добились – Красный Крест помог Ивановской области – перечислил деньги, в два раза превышающие годовой бюджет.

Андре писал книгу и занимался с деревенскими ребятами французским. Я организовала кружки – рисования, лепки, вязания и вышивания. На Новый год мы запускали салют, фейерверки – дети видели это впервые! Ставили мы и спектакли, мастерили подарки родителям. Помогали мы деревенским, чем могли, и очень старались облегчить им жизнь. Нас приняли – и это было приятно! Мы здесь стали своими!

Была одна забавная история с камнем. Камень этот я обнаружила довольно далеко от пруда, который мы вырыли у нашего дома. Был он огромным, очень красивой формы. Как дотащить? Пришли как-то местные мужички поклянчить на водку.

– Не дам, – сказала я. – Хотите выпить – заработайте!

– Не допрем, – уверенно сказали мужики. – Ты что, барыня, заболела?

– Пятьдесят рублей, – отрезала я. – Думайте. Дело-то ваше!

Пятьдесят рублей – огромные деньги! Они быстренько посчитали – пять бутылок «родимой и беленькой». Соблазн не просто велик – огромен!

Итак, приступили. Назвала эту акцию я «камень дружбы».

Сначала мужичков было пятеро, потом семь, а вскоре двенадцать. Ходят вокруг глыбы и чешут затылок – вот лежат пятьдесят рубчиков, а взять-то никак! Подключились и те, кто непосредственно в акции не участвовал. Вспомнили и пирамиду Хеопса, и инков, и ацтеков, и прочих. Я удивилась этим познаниям – качественное советское образование вдруг всплыло в замутненных алкоголем мозгах. Возбудились все чрезмерно. Тут я поняла, что это событие стало, скорее всего, самым грандиозным за последние десятилетия – мужики решили подзаработать!

Поняла я и другое – как общее дело может сподвигнуть на подвиги – именно так, наверное, в едином и страстном порыве, в возбужденной суете, народ наш когда-то и совершил революцию.

В общем, камень стал потихоньку продвигаться к моему пруду. Ну, а через три дня он лег на бережок. Размер его я не оценила – видела ведь только верхушку айсберга. А выкопанным он оказался просто гигантским!

Оценив ситуацию, я, не подумав, попросила его чуть подвинуть. Сказав это, я пошла в дом за деньгами. Воодушевленный народ потер рабочие руки и резво приступил к последнему акту – теперь уже явно, а не призрачно маячили денежки. Но ночью шел дождь, и берег пруда размыло. Я вышла на крылечко, зажав в руке деньги, как раз когда камень наш начал медленно, но верно сползать по скользкой глине в воду.

Трое самых отчаянных прыгнули в пруд и подставили хилые плечи. Но камень мой сполз, наплевав на отчаянные старания физкультурников-«силачей». Булькнул тоскливо и издевательски и ушел в пучину.

Повисла тишина. Народ хоронил пятьдесят рублей. Я протянула им деньги, испытывая гнетущее чувство неловкости.

Мужики почесали репу и, взяв гонорар, громко сглотнули вязкую от предвкушения слюну:

– Не беспокойся, барыня! Сволочь мы эту достанем!