Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Евгения Штольц

кровать, чтобы ей не пришлось наклоняться. Уильям послушался, под пристальным взором графа стянул окровавленную рубаху и позволил перевязать себя, боясь лишний раз дышать, когда его касалась женская ручка. Да что уж там, он даже смотреть старался всегда в противоположную от Йевы сторону! От этого по губам Филиппа проскользнула легкая понимающая улыбка, и он продолжил сидеть на стуле и разглядывать своего нежданного гостя.

Него принес кувшин среднего размера и оловянный кубок — в такой посуде принято подавать вино к столу. Он осторожно поставил их на второй стул и исчез, раскланявшись. Уже взошла луна, так что порядком уставший от потрясений за день управитель направился спать, дабы отдохнуть.

Уильям бросил быстрый взгляд на кувшин, потянул носом аромат, исходящий из него, и тотчас клыки невыносимо заломило, а голова закружилась. В кувшине была кровь; ее запах растекся по камере, наполнил его, как вода наполняет доверху бокал. И рыбак, окруженный этим невыносимым дурманом, жадно дышал им, стараясь не показывать виду. Он терпеливо ждал, пока Йева не закончит с его ранами, и лишь тайком гладил изнутри языком зубы.

Растущая луна скользнула вверх; на небесном полотне зажглись яркие звезды, и бледный свет залил узилище. Йева окончила перевязывать раны.

— Дочь моя, — сказал граф. — Благодарю тебя. А теперь оставь нас двоих, пожалуйста. Дверь можешь чуть прикрыть.

* * *

Когда воцарилась тишина, разбавленная грохотом реки за окном, Филипп разжал замок из пальцев и указал рукой на кувшин.

— Теперь пей. Ты хорошо держишься — сила воли есть. Значит, не соврал мне относительно того, что ни в кого не вгрызался.

На ватных ногах Уильям подошел к стулу и дрожащими руками наполнил кровью бокал. Затем медленно вернулся, сел на кровать и так же неторопливо, пугливо озираясь на графа, осушил сосуд. Потом встал, налил еще, но выпил уже жадно и быстро. И так несколько раз, пока не опорожнил весь кувшин. Боль в горле чуть поутихла, клыки стало ломить куда меньше, а едва теплая кровь разлилась горячей волной по телу, подобно крепкому алкоголю. Уильям, смакуя, прикрыл глаза, потом вспомнил о графе и открыл их.

— Стало лучше?

— Да, горло не так сводит.

— Отлично. А теперь расскажи мне все.

— Что вы хотите знать?

— Я же сказал, что хочу услышать все. Начни с самого рождения: кто ты, кто твои родители, где жил, чем занимался, где научился читать, были ли у тебя друзья, враги или любовь. Расскажи все о том, что с тобой приключилось за твою жизнь. Потом уже перейдем конкретно к тому, что случилось в последние две недели; мне понадобятся детали, вплоть до точных фраз. Впереди у нас длинная ночь, и к утру я хочу знать о тебе все. Ты будешь в моем замке гостем продолжительное время, и мне нужно понять, кого я впустил в свой дом.

Голова Уилла слегка кружилась, будто он и правда испил хмельного напитка, а приятная пьяная легкость расползлась по телу, согревая. Зачем такому могущественному графу знать все об обычном рыбаке? От одной только мысли о том, что придется все раскрыть о Вериатели, ему становилось дурно, но обманывать тоже было нельзя. Что-то ему подсказывало, что граф раскусит любое вранье в два счета и обхитрить его сказочными историями не получится. А потерять доверие столько могущественного человека, то есть вампира, которому Уильям обязан жизнью, ох как не хотелось!

Тогда он собрался с духом и начал рассказывать о своем отце, о матушке и брате. Его слушали с интересом, не гнушаясь, что историю жизни ведает деревенский рыбак. Кровь развязала Уильяму язык, и он принялся в деталях описывать внешность и характер родителей, брата, бабушки и дедушки, а также быт Вардцев и Вардов. Говорил много ненужного, терялся, путался, сбивал сам себя с толку и возвращался в истории назад, пытаясь объяснить то, что Филипп уже давно понял. Рассказчик из него был никакой, ибо, чтобы рассказывать интересно истории, нужен либо навык, либо дар. Ни того, ни другого у отрешенного одинокого рыбака не водилось. Когда он, сбиваясь, дошел до момента знакомства с кельпи, граф удивленно вскинул брови.

— Ты показал кельпи язык? — Он едва улыбнулся, представив, как восьмилетний мальчуган корчил рожи, дразня водяного демона.

Уильям стал рассказывать дальше, о своем друге Вларио, о жизни при храме, о том, как старый служитель учил его грамоте. Наконец он поведал о пожаре и как из огня вытащили обгоревшие трупы отца, друга и старого учителя; как пламя пожрало все, что было ему дорого. Он открыл душу, рассказав, как тогда ему стало плохо, как он снова пошел на озеро и встретил кельпи, как приходил к ней день за днем. Граф молча слушал сбивчивый рассказ, странно поглядывая на этого уже совсем не обычного рыбака. Наконец, когда Уильям, у которого с непривычки уже заплетался язык, вспомнил последний день на озере и то, как он погладил кобылу, Филипп едва не вскочил со стула.

— И она тебе ничего не сделала?..

— Нет, ей же стена мешала, — почесал голову Уилл. Для него это было само собой разумеющимся.

— Уильям, ты знаешь, зачем кельпи нужно, чтобы ее кто-нибудь коснулся?

— Я читал в сказках, что они ждут касания, чтобы возыметь власть над душой и утащить на дно.

— Вблизи рек и озер кельпи могут утаскивать силой кого угодно — касание здесь ни при чем. Но чужой облик они надевают, чтобы заключать некие договоры с людьми, а после — обманывать. Если кто-нибудь сам добровольно коснется их, то кельпи возымеют власть над его мыслями и душой. Они могут питаться рыбой из озера, а могут — человеческой плотью, подлавливая неосторожных, но эта власть над душами для них как сочная морковка для коня, Уильям! И когда ты ее коснулся, то в отношении тебя не стало для нее стены, в ту же секунду эта хитрая демоница, воспользовавшись твоей детской наивностью, должна была тебя распотрошить. Хочешь сказать, что она тебя отпустила?

— Видимо, да, — смутился Уильям. — Ну, Вериатель совсем не плохая…

— Вериатель? — удивился еще больше граф.

Уильям рассказал дальше, как на следующий день кобылица явилась к нему в облике девочки, отгрызла кусок шляпы и пошла за ним. Поведал он и том, как осенью спас тонущую сестру Большого Пуди. Граф все больше поражался, когда узнавал, что кобыла стала приходить каждый день и потом мальчик так к ней привык и прикипел, что как с лучшим другом плескался с ней в речке и, хохоча, танцевал на берегу, взявшись за руки.

Уильям рассказал, как