Иди на мой голос - Эл Ригби

– Какое?

Он набрал воздуха в свою широкую грудь и еще раз осмотрелся по сторонам.

– В Империи это не единственная «теневая» группировка. Есть кто-то еще. И они не в ладах. Возможно, это война.

Вот теперь я почти опешил.

– Да с чего вы взяли?

Впрочем, почти сразу я вспомнил. Артур рассказал мне историю с подброшенным учебником итальянского языка, и вторую историю – о встрече с Эгельманном. Тогда речь шла о человеке, которого звали… Но при мысли обо всем этом у меня словно включался какой-то защитный механизм. Я злился: слишком попахивало домом для умалишенных.

Корабль низко загудел, возвещая скорое отбытие. Розенбергер торопливо продолжил:

– Она обещала прийти в гости. Я открыл в тот день заведение и был начеку. Полдня ждал, вроде бы не видел никого подозрительного. Было много людей, но никто ничего никуда не подливал, не бросал – могу поручиться. К вечеру… – он помедлил, – я чуть не поймал воришку. Мальчик пытался стянуть пирожное прямо со стола у сидевших там покупателей, пока они что-то читали в газете. Я на него закричал, он – наутек, пирожное упало. Не знаю, что толкнуло меня проверить его на яд. И… оно было отравлено.

– Думаете, он знал?

– Уверен. Кто-то подослал его на помощь. Этот кто-то знал, что я получил карточку. И, осознав это, я впервые за много лет ощутил себя… беспомощным. Я так не привык.

– И вы не хотите разобраться с этим? – все еще недоумевал я.

– Хочу, – понурил голову Розенбергер. – Но у меня семья. Мне нужно переждать. Может, я вернусь один и возьму реванш. Но сейчас я перебираюсь в Вену, мы все равно планировали это давно. Луиза мечтает об Австрии. И я скучаю.

Мы помолчали. Я видел, как надуваются ветром паруса корабля. Кажется, пора было прощаться. Смысла и цели разговора я так и не уловил.

– Трогательно, что вы предупредили меня об угрозах S. Но не думаю, что…

– Слушайте, – перебил меня он. – Дело не в том, что у S. какие-то планы по отношению к сыщикам, полиции, Королеве. То есть, не сомневаюсь, что они имеются, но… это не худшее.

– А что хуже?

Он обернулся. На трапе стояла и ждала его жена.

– Мне совсем пора…

– Идите.

Но он остался. Облизнул губы и порывисто, точно решившись, схватил меня за плечи.

– Нельсон. Просмотрите мои дела, ваши, обратитесь к другим сыщикам, поднимите сводки. Леди истребляет тех, кто создает. – Он сжал пальцы крепче, я поморщился. – Создает все, что наполняет нашу жизнь смыслом. Картины. Музыку. Пирожные. Покой и безопасность. Она сеет хаос, она…

– Лестер! – Я протестующее поднял ладони и высвободился. – Вам не кажется, что вы хватили? Так бывает только в бульварщине! Вы же не думаете, что две какие-то секты ведут друг за другом слежку, воюют? Одни травят, другие спасают… Тот голодный мальчишка… да ему просто не повезло! А может, бог решил преподать ему урок за воровство?

Розенбергер мутно уставился на меня.

– Бог? Преподать урок… ребенку? Нельсон, там был стрихнин. Лошадиная доза.

Я пожалел о сказанном и промолчал. Слова могли быть здравыми, но не для этого добряка, любившего свою многодетную семью, Господа, церковь и под настроение угощавшего сирот пирожными бесплатно. Оправдываться было нечем.

– Я привык доверять интуиции, – снова хмуро заговорил Розенбергер. – Вы тоже. Поэтому именно вам я оставил свои старые материалы. Лучше заберите их сегодня, не удивлюсь, если ночью дом запылает. Они могут пригодиться. Думаю, вы без труда найдете тайник. Вам достаточно взять с собой птицу.

– Хорошо, – я кивнул.

Розенбергер проницательно всмотрелся в мои глаза.

– До конца не верите… что ж, я так и знал. Тогда еще кое-что. Уже последнее.

Он вынул из кармана круглую шкатулку – богато инкрустированную, посеребренную, легко помещавшуюся на ладони. Толстый палец нажал на рычажок сбоку, и крышка поднялась. Я увидел механизм, прикрытый хрустальной или слюдяной пластинкой. Заиграла музыка, закружились две фигурки. Это были кавалеры, одетые по моде прошлого века. Они не сближались, все время оставаясь на противоположных сторонах круга, как север и юг, ночь и день. Моя сестра и Лоррейн наверняка пришли бы от подобной игрушки в восторг.

– Что это?

– Чей-то подарок. Прислали в день, когда я чуть не поймал воришку. И что-то заставляет меня подозревать…

Я вслушался в музыку. Мелодии я не знал, но стиль неуловимо напоминал кого-то знакомого. Тогда я начал внимательнее рассматривать фигурки: два человека, один темноволосый и одетый в черное, другой – в чем-то ярком, с пышным париком. Да, несомненно, я мог узнать их. Мог. И не хотел. Розенбергер заговорил снова:

– Я в музыке не силен, а вот о вас слышал как о знатоке. Поэтому отдаю. Есть мысли?

Мысль была, но я понимал: если озвучу ее сейчас, окончательно признаю, что Леди вовсе не выдумка и не сборище разношерстных бандитов, работающих под коллективным псевдонимом. И человек, с какими-то своими целями спасший Томаса Эгельманна в Агре, тоже более чем реален. Я покачал головой.

Розенбергер нажал на рычажок еще раз, и шкатулка закрылась. Я забрал ее, стал задумчиво вертеть в руках. Я не любил мистические истории из прошлого, еще меньше любил, когда они касались реальных людей. Таких, как композитор, за которым через десятилетия тянулся несмываемый кровавый след и который кончил свои дни в доме для умалишенных. Мертвеца не допросишь, но я всегда верил: он никого не убивал. А вот Леди…

Корабль снова загудел. Розенбергер заторопился.

– Пора, мой друг. Прощайте.

Я смотрел, как он поднимается по трапу и как крепко Луиза сжимает его руку. Она оглянулась со страхом. Что было в письмах с угрозами, что Розенбергеры так спешно покидают Лондон? Стало гадко. Кем бы ни была наша противница, играла она нечестно.

Конечно, россказни о теневой войне были чушью. Но взять дела Розенбергера стоило. Шкатулку я решил, убедившись, что она не ядовита и не взрывоопасна, просто подарить Лоррейн. В конце концов, она любит игрушки и дурацкие расследования.

Цветочница только что продала последний букет и теперь уходила в сторону центрального корпуса вокзала. Молодой человек, отдавший ей деньги, держал в руках едва распустившиеся яркие фиалки.

[Лоррейн]

Утро началось плохо: болела голова. Спустившись, я не обнаружила Нельсона; двери в его комнаты были заперты. Записки он, разумеется, не оставил. Наверняка отправился что-то выяснять по «сладкому делу» без меня. Подозрение заставило меня раздраженно скрипнуть зубами. Возник и здравый вопрос: ждать проклятого соседа к завтраку или плюнуть?

Был один способ проверить, давно ли он удрал, да и тот мог сработать, только если снег, выпавший за ночь, еще не растаял. Я вышла в коридор и распахнула дверь, тут же осознав, что зря: ни снега, ни следов не было, дорожку вычистили. Уже закрываясь снова, я услышала голос: