Memow, или Регистр смерти - Джузеппе Д'Агата

Закончив осмотр, Фатима сказала, что она счастлива, что квартира — чудо, как раз именно то, о чем она всегда мечтала, с тех пор как оказалась в Риме.

— Не правда ли, Кино?

Сын охотно ответил бы ей, что квартира ему нисколько не нравится, но не хотел обсуждать это в присутствии хозяина, к тому же ему не терпелось как можно скорее уйти отсюда, поэтому он заметил только, что она кажется ему слишком большой. Фатима возразила, утверждая, что комнат здесь как раз столько, сколько необходимо, — две спальни для них, еще две для возможных гостей, еще одна для столь же возможной постоянной прислуги, кабинет, гостиная, столовая. Просто идеальная квартира. К тому же стоит она не так уж и дорого.

Хозяин незаметно оставил их вдвоем.

Аликино постарался подавить раздражение, которое вызывал у него запах горелой смолы, да и все остальное в квартире, и согласился, что, хваля ее размеры, мать была права. Он подумал, что, если привести помещение в порядок, оно приобретет совершенно другой вид. В то же время он пытался понять, почему хозяин вызывает у него такое отвращение. Между этим человеком — а ему можно было дать лет сорок — и Фатимой не было, не могло быть ничего, кроме мимолетной симпатии. Выходит, он ревнует мать?

Он невольно улыбнулся и, почти успокоившись, смог оценить травяной настой, который хозяин дома, сделавшись вдруг приветливым амфитрионом, пожелал предложить гостям.

— Чем вы занимаетесь?

Аликино ответил не сразу, пытаясь припомнить, где он мог видеть этого человека или кого-то очень похожего на него.

— Я? Я на пенсии.

— Всего несколько дней, — уточнила Фатима. — Он много лет жил в Америке. А вы, синьор, чем занимаетесь?

— Торговлей. Импорт восточной утвари.

— В традиции виа Джулия, улицы антиквариата, — заметила Фатима.

— Я оставляю эту квартиру, потому что должен далеко и надолго уехать. — Вопреки ожиданию Аликино мать не выразила ни капли огорчения. Человек с улыбкой добавил: — Я не сказал, что продаю ее, я предпочитаю говорить — покидаю квартиру, потому что знаю, в ней будут жить достойные люди.

Они выпили и другого настоя. Этот горячий напиток вызвал у Аликино легкое и приятное головокружение. Они побеседовали еще немного и без труда пришли к соглашению о передаче собственности и оплате. Фатима и Аликино могли вступить во владение квартирой со 2 декабря.

Когда мать и сын ушли, пробило одиннадцать часов.

— Какой утонченный человек, — сказала Фатима. — Правда же, он понравился тебе?

Аликино наконец понял, на кого тот походил. На одного лоточника, который до войны продавал чудотворные лосьоны на скотном рынке в Баретте. Но он не захотел огорчать мать этим отнюдь не аристократическим сходством, которое было к тому же поразительным.

Фатима с сыном серьезно занялись упаковкой вещей для переезда на новую квартиру. Аликино, вновь пересмотрев книги отцовской библиотеки, высказал намерение продать их. Но Фатима была против. Укладывая книги и бумаги в большие коробки, Аликино случайно обнаружил таблицу соответствий Расула, которую составил в апреле 1946 года. Бумага прекрасно сохранилась — она, казалось, стала еще новее, чем прежде.

Аликино перечитал последние две строки:

1965 — У АЛИКИНО РОЖДАЕТСЯ ДЖАКОМО

1985 — УМИРАЕТ АЛИКИНО В ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ (ДЖАКОМО В ЭТО ВРЕМЯ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ)

Обеими руками совершенно хладнокровно он скомкал бумагу и выбросил ее в мусорное ведро.

Помощь, которую он оказывал матери, не заставила его позабыть собственные дела.

Он позвонил в римский филиал «Ай-Эс-Ти». Ему ответила та же сотрудница, что и прежде. Нет, из центрального управления не было никаких писем для него, никакого чека для синьора Маскаро нет.

Второго декабря, в понедельник, состоялся переезд из Порта Пинчана на виа Джулия. Когда Аликино вошел в новую квартиру, его ожидало поразительное открытие.

Недоставало одной комнаты.

Он знал, что их должно быть семь, а оказалось шесть.

Фатима засмеялась:

— Но это же абсурд. Было темно в тот вечер. Ты ошибся.

Объяснение не убедило Аликино. У него возникло ощущение, будто его обманули, надули. Он был абсолютно уверен, что в тот вечер, когда они осматривали квартиру, исчезнувшая комната была на месте. Он помнил даже ее обстановку: его поразила тогда огромная медно-латунная жаровня, стоявшая посреди комнаты на полу. Более того, разве не оттуда, не из этой жаровни исходил запах горелой смолы? Аромат сандалового дерева?

Утешительные — почему чересчур утешительные? — слова матери, продолжавшей считать его жертвой какого-то ослепления, лишь слегка успокоили Аликино. Ему гораздо легче стало после беседы с одним весьма пожилым синьором, знатоком истории виа Джулия, который объяснил, что квартиры в самых старых зданиях на этой улице много раз переделывались, поэтому первоначальную планировку нередко уже и не узнать. Нечего и удивляться, что комнаты иной раз увеличивались или уменьшались. Очень важны были, по мнению старого синьора, зафиксированные в документах характеристики комнат, но дальнейшие его объяснения оказались слишком сложными для Аликино.

Очевидность была неоспоримой, как считала Фатима, и комнат наличествовало только шесть. И все же Аликино отчетливо припоминал ту огромную жаровню в восточном стиле. А запах смолы все время стоял в доме оттого, что кто-то продолжал ее жечь? Но Фатима клялась, что в квартире не было никакого запаха, разве только от свежей побелки.

Он постарался примириться с новым жилищем. И действительно, в каких-то деталях оно слегка напоминало квартиру на Порта Пинчана, но Аликино казалось, будто он живет в мрачном жилище какого-нибудь рыночного зазывалы. Когда же, возвращаясь домой, он входил в прихожую, ему всегда слышалось, будто его приветствует мрачный бой часов с маятником. Вдобавок диваны Фатима заменила огромными и неудобными подушками, разложенными на полу. Вот почему Аликино искал любой повод, чтобы находиться здесь как можно меньше. Правда, он не терял надежды, что постепенно привыкнет.

Фатима, напротив, все реже выходила из дому и все свое время посвящала украшению и убранству квартиры. Она даже пела, чего не делала никогда прежде. Милая сумасбродка, с нежностью подумал Аликино в тот вечер, когда ужин был особенно веселым. Мать и сын, обычно употреблявшие не больше наперстка вина, на этот раз выпили несколько бокалов. Волосы Фатимы, по большей части еще совсем черные, были собраны в великолепный узел и заколоты бриллиантовой пряжкой. На ней было элегантное платье цвета шампанского, выглядевшее подвенечным нарядом.

— Кино, представляешь, ведь через неделю Рождество!

— Уже Рождество? В Риме с его ясным небом и ярким солнцем как-то забываешь о Рождестве. Днем хожу даже без пальто.

— Что думаешь делать в Рождество?