Тигриные глаза - Ширли Конран

— Извини, Плам. — Бриз тоже постарался улыбнуться. — Я и в самом деле безумно беспокоился. Ты не представляешь, во что могла впутаться, ведь тебе никогда не приходилось иметь с ними дело. А там играют без правил. — Он притянул ее к себе и, целуя, прошептал:

— Я скучал по тебе. — Он выжидательно откинул голову и театрально раздул ноздри.

— О-о, Бриз, — пробормотала она.

Бриз легко подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице.

Через час Плам открыла глаза, зевнула, потянулась и лениво оглядела спальню. Снаружи над высокими окнами причудливо чернели голые ветки деревьев. На противоположной стене висела…

— Картина Эмили! — вскочила обрадованная Плам. — Именно здесь я хотела повесить ее!

— Это совпадение, — сонно пробормотал Бриз. — Она прибыла три дня назад. А повесил я ее сегодня утром. Согласись, что иногда я… Эй, ты явно не развлекалась в Париже. Разве нельзя дать поспать человеку хоть десять минут?

Пятница, 24 января 1992 года

Следующим утром Плам принимала ванну, а Бриз тем временем брился и посвящал се в свои дела. На сей раз он охотился за неизвестным наброском Ричарда Дибенкорна. Набросок относился к его серии «Ошеан Парк» и был, предположительно, подарен одному из друзей художника. Бриз сомневался в его подлинности, пока не увидел этот маленький воздушный пейзаже видом морского побережья Южной Калифорнии. Картина вызывала необыкновенно тонкое эстетическое наслаждение, и владелец, к сожалению, знал это слишком хорошо.

Плам слушала его вполуха и обдумывала свой следующий шаг к разгадке тайны поддельного натюрморта. Она не решалась звонить Биллу Хоббсу, пока Бриз не уехал из дому.

Бриз тщательно соскреб щетину на подбородке и посмотрел на Плам в зеркало.

— И еще одна вещь. Мы можем рассчитывать, что твоим именем будет названа новая роза… Это сделает тебя известной. Надо только не промахнуться с цветом, нельзя же назвать именем «Плам» желтую розу.

Плам еле слышно пробормотала:

— Неужели я и вправду чего-то стою, или все это лишь результат рекламы?

С бритвой в руке Бриз повернулся к ней.

— Реклама не может срабатывать бесконечно, если за этим ничего нет. Реклама лишь экономит время. Твое преимущество в том, что ты попала наверх сразу, не растрачивая лишнее время на этот путь. Посмотри на Джиллиан Айрес. Двое детей не позволили ей взяться за кисть раньше пятидесяти лет! — Бриз повернулся к зеркалу и потянулся за лосьоном.

Плам вспомнила, как она сказала Бризу, когда он предложил ей выйти за него замуж: «Дорогой Бриз, прежде чем я отвечу три раза „да“, ты должен знать, что… я не хочу больше рожать детей, хотя сама мысль об этом кажется мне преступной, не говоря уже о том, чтобы произносить ее вслух. Я люблю Тоби и Макса больше всего на свете, но никогда больше я не буду разрываться между детьми и живописью».

Он немедленно согласился с ней, и Плам была благодарна ему за это.

Теперь ее не захлестывало чувство бесконечной благодарности Бризу за то, что он предоставил ей возможность заниматься живописью и расчистил ей путь к успеху. Впервые в жизни, хотя последствия казались ей пугающими, она поняла, что благодарность и преданность не равны любви, и задавала себе вопрос, которого всегда избегала. Любит ли она Бриза? И любила ли она его когда-нибудь?

Плам знала, что она не испытывает к нему такой неистовой любви, как к своим детям, но она никогда не любила так никого другого, даже себя.

Так любит ли она его? А как это можно определить? У нее никогда не было случая испытать или проверить свою любовь к Бризу, не приходилось жертвовать чем-либо ради него. Но Плам знала, какое испытание могло быть главным. Как спрашивают в сказках: отдашь ли ты самое дорогое в жизни ради своего возлюбленного? Пожертвует ли она живописью ради Бриза, пусть даже ему самому меньше всего нужна эта жертва?

Нет. Она не бросит живопись ни за что на свете.

Зазвонил телефон, и она потянулась к нему из ванны.

— Алло… Ричард Степман… Британский совет… Конечно, я помню вас… Бриз говорил, что вы хотели уточнить время… А если сегодня во второй половине дня? В три часа?.. В моей студии.

Бриз, пряча улыбку, потянулся за зубной щеткой. Плам положила трубку и сдула с руки мыльную пену.

— Помнится, я встречала его на вечеринках, но все же расскажи мне о Ричарде Степмане.

— Он близкий друг Чарли Боумана. Они познакомились в Кембридже. В Мальборо Ричард получил степень магистра по истории искусств. В Британском совете у него репутация повесы. Типичный представитель обедневшей аристократии. Покойный отец был генералом. Мамаша, Диана Степман, не сходит с тех страниц, где печатаются светские сплетни.

— А жена?

— Она слаба здоровьем, но не сдается и по-прежнему пользуется успехом. Каждый четверг у нее вечеринка. Ричард как-то пригласил меня к ним, когда ты была в Австралии. — Бриз побрызгал себя одеколоном. — Они живут в большом особняке на Глосестер-роуд. Полагаю, они его арендуют. Ричарду приходится сильно крутиться, чтобы содержать такую женщину.

Знакомясь с новым человеком, Плам всегда автоматически «примеряла» его к Дженни. Когда Ричард Степман вышел из лифта на этаже, где находилась ее студия, и она увидела крупного, загорелого, атлетического телосложения мужчину с добродушным лицом, веселыми голубыми глазами и темными волосами, которые были чуть длиннее, чем у других чиновников, она решила, что он «подходит».

— Я рада, что вы будете присматривать за мной на бьеннале, — приветствовала его Плам.

Ричард рассмеялся.

— Итальянцы очаровательные и энергичные люди, но они не отличаются слишком высоким профессионализмом. Поэтому вам понадобится человек, который сможет предупредить любое ваше желание. Я хочу обсудить с вами предварительный план работы. А работа вам предстоит немалая, и сделать ее надо довольно-таки оперативно.

Он прошел вслед за Плам в студию и остановился как вкопанный, переводя взгляд с одного фантастического пейзажа на другой.

Первозданные холмистые поля в окружении темных лесов и туманных гор. Зубчатые башни и замки среди ветвистых деревьев. Луковичные купола соборов в желто-зеленых, сине-фиолетовых и малиново-красных полосах. Вокруг них — цветущие сады с ослепительными цветами и невиданными деревьями. Бесконечные озера и долины. А над всем этим метеоры, прочерчивающие полуночное небо.

— Я создаю ощущение перспективы, как бы придавая картине третье измерение, — пояснила Плам. — Все мои новые работы — это пространственные абстракции, хотя в основе своей они, как всегда, отражают мои скрытые настроения и состояние ума.

— Они просто поразительны. — Ричард сел на заляпанный краской виндзорский стул и медленно открыл свой «дипломат». Но он так и не смог сосредоточиться на плане работы, его внимание то и дело переключалось на картины.