Тигриные глаза - Ширли Конран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Запахи здесь как в бакалее, а вот супермаркеты не пахнут ничем.
Плам накупила всего, что посоветовала тетя, включая килограмм зерен какао для специального приготовления шоколада в домашних условиях.
— Плам, как ты все это повезешь, да еще в самолете?.. О-о, это мне?.. Детка, ты такая щедрая.
В десять часов утра во вторник Плам, закутанная в новую черную накидку, которая все равно ее не согревала, стояла перед входом в галерею «Форрестер» на авеню Матиньон. За стеклянной дверью молодой рыжеволосый сотрудник сражался с замками. Он пожал плечами с видом веселого отчаяния, но тут ему удалось справиться с запором.
Скульптурные работы и картины, выставленные в галерее, были в основном девятнадцатого века. Жемчужиной коллекции, несомненно, являлся автопортрет Берты Моризо: под широкополой соломенной шляпой, обрамленной фиалками, милое лицо молодой женщины было одновременно задумчивым и дерзким. Плам восхитилась мастерством, с каким был выписан стоячий кружевной воротник.
Пока она рассматривала картину, рядом с ней возник стройный смуглый мужчина в хорошо сшитом костюме цвета морской волны. Тонкими и резкими чертами лица, серебристо-серым цветом волос и черными, как маслины, глазами он напоминал левантийца или грека.
— Да? — надменно произнес он по-английски. Плам, знавшая несколько фраз по-французски, тут же почувствовала необъяснимое раздражение. На ней разве написано, что она англичанка? Более того, она еще не успела раскрыть рта, а он уже, похоже, знал, что она не собирается ничего покупать.
— Мне нужна информация, — волнуясь, проговорила она. — Меня прислала сюда… моя австралийская знакомая, леди Бингер.
— Мы знаем леди Бингер. Так чем я могу помочь вам?
— Вы помните натюрморт Амбросиуса Босхарта-младшего, который вы продали ей в 1988 году?
— Отлично помню. Этим занимался мой коллега мсье Морис.
Нервы у Плам вдруг сдали, и она раскрыла свои карты.
— Мне бы хотелось знать, где вы приобрели его, — проговорила она с нервной улыбкой. — Леди Бингер дала мне копию свидетельства. Вот, взгляните, она со мной. Но в ней нет этих сведений.
Ей вдруг показалось, что в галерее стало холоднее, чем на улице.
— В наших правилах — ограждать интересы наших клиентов, как покупателей, так и продавцов, — ледяным тоном произнес мужчина. — Поэтому мы предпочитаем не разглашать эти сведения.
— Вы привыкли ограждать прежде всего свои собственные интересы, — заметила Плам. Ей было известно, что в случае каких-либо неприятностей с картинами галереи могли не давать сведений, ссылаясь на необходимость защиты интересов клиента. И чаще всего не давали. Галереи приобретали старые картины друг у друга, у частных агентов или на аукционах. Но иногда картины попадали к ним из частных коллекций, владельцы которых избегали огласки и последующего внимания к себе со стороны налоговых инспекций и других государственных органов. Пометка «из личного собрания» или «частный владелец» затрудняла выявление недавней принадлежности картины, хотя ее более отдаленное прошлое могло приводиться в паспорте во всех подробностях.
— И зачем вам эти сведения? — Мужчина устремил на нее холодный взгляд пронзительно черных глаз.
— Мне надо проверить происхождение картины.
— Мадам, в «Форрестере» мы неделями, а иногда месяцами проверяем картину, прежде чем купить ее. — Его враждебность росла с каждой секундой.
Плам кивнула. Она знала, что солидные агенты очень часто просили продавцов оставить им картину для проверки. Если у них возникали сомнения в ее подлинности, они обращались в музеи или отправляли ее цветные диапозитивы признанным авторитетам.
Две сотни лет назад не было музеев, не было и агентов. Люди приобретали картины непосредственно у художников или у владельцев и часто указывали свои новые приобретения в каталоге или в обычной описи домашнего имущества, где перечисляли свою утварь и предметы мебели. Поэтому такие описания картин были отрывочными и неточными, хотя и являлись порой единственными старинными упоминаниями о них.
Но поиски старых записей занимали месяцы, поэтому агенты шли на риск, когда сделка не терпела отлагательств и картина могла попасть к конкуренту.
— Зачем вам понадобилось перепроверять наши выводы, мадам?
— Затем, что я думаю, что с этой картиной могла быть допущена ошибка. — Она прикинулась овечкой. В глазах-маслинах засверкал гнев.
— Мы в «Форрестере» не допускаем ошибок. Генри, проводи эту леди к, выходу, пожалуйста!
Рыжеволосый юноша опять принялся сражаться с замком стеклянной двери.
— Извините, мадам, — сказал он после нескольких безуспешных попыток открыть его.
— Трудно войти, но еще труднее выйти, — усмехнулась Плам.
Когда замок наконец поддался, юноша повернулся спиной к галерее и одними губами произнес:
— Попытайте счастья у Монфьюма на улице Жакоб.
Порывистый ветер хлестал в лицо. Снег мгновенно проник под накидку, и холод пробрал Плам до костей, как только она завернула за угол на улицу Фобур Сент-Оноре. Торопливо пробегая мимо притягивавших своим теплом магазинов одежды и закутанных в меха покупателей, источавших ароматы дорогих духов, она недоумевала, неужели все таксисты покинули эту страну. И вдруг остановилась как вкопанная.
Перед самым ее носом из «Гермеса» вышла белокурая женщина в малиновом пальто, таких же сапогах и отороченных соболем перчатках. Впереди нее шел комиссионер в форме, а сзади тащились двое посыльных, нагруженные тщательно упакованными покупками, которые шофер принялся быстро укладывать в поджидавший лимузин.
Плам торопливо прикрыла воротником накидки нижнюю часть лица и отвернулась, сделав вид, что рассматривает витрину с неимоверно дорогими курительными принадлежностями. Меньше всего ей хотелось встретить в Париже Сюзанну Марш.
На улице Жакоб было полно шикарных антикварных магазинов, таких, как «Монфьюма». Старомодный колокольчик на его дверях возвестил о появлении Плам. Внутри пахло воском. Из глубины зала к ней поспешил молодой продавец с бычьей шеей тяжелоатлета, одетый в дорогой двубортный костюм цвета морской волны. «Должно быть, у них считается, что этот цвет благотворно влияет на покупателей», — подумала Плам, не сдержав улыбки.
— Надеюсь, что вы хоть немного говорите по-английски… Хорошо… Я торговый агент. Вот моя карточка. — Она протянула ему карточку галереи Рассела. — Мне понравился кувшин в вашей витрине — тот, с сидящим мужчиной. Сколько он стоит?
— Это произведение времен революции. Сидящий мужчина — революционер. Видите его трехцветный головной убор? Большая редкость. Две тысячи франков. И торговая скидка — десять процентов. — Он откинул со лба мягкую прядь светлых волос. У него было очень добродушное лицо, и Плам представила, как его мать советует ему танцевать на вечеринке с девушками, оставшимися без кавалеров.