Девять месяцев из жизни - Риза Грин

– Ну, наверное, немного. Но это не важно. Девочку я тоже хочу. Папа и маленькая девочка – это здорово. Мне просто надо привыкнуть.

Я киваю:

– Знаю. Мне тоже. Пошли, надо уходить отсюда.

Мы идем в страховую кассу оформить свои страховые платежи, и пока Эндрю подписывает бумаги, на нас снова нападает Кэти.

– Ну и как? – говорит она. – Мальчик или девочка? Нет, подождите, дайте я угадаю. – Она щурится на мой живот и делает руками рамочку, как оператор, вычисляющий нужный ракурс. – Это мальчик. Однозначно – мальчик.

Мы с Эндрю переглядываемся. Улыбаемся.

– Нет, это девочка, – говорим мы в один голос.

– Это ж надо, девочка! У вас для девочки такой живот высокий... Никогда бы не догадалась. – Впрочем, это ее не долго расстраивает, и она расплывается в еще более счастливой улыбке.

– А как с именем? – верещит она. – Уже придумали? Нет, нет и нет. Больше я этой ошибки не допущу.

– Нет, – говорю я резко. – Еще не придумали. Кэти делает разочарованное лицо, и тут вступает Эндрю.

– Оно должно начинаться на «П» или на «Дж», – сообщает он. Я больно пихаю его локтем, но уже поздно.

– О-о-о, – говорит Кэти. – А как насчет Пенни?

Она что, смеется надо мной? Или я похожа на человека, который может назвать своего ребенка в честь занюханной старомодной валюты?

– Нет, – говорю я, – Пенни мне не очень нравится. Но Кэти-в-корсете остановить не так и просто.

– Паула? Паула – прекрасное имя.

– Нет, Паула нам не подходит.

Это ненадолго выбивает ее из колеи, но через секунду она радостно воздевает палец:

– Я знаю! Как вам Дженнифер или Джессика?

Ну да, конечно. Можно подумать, что я не думала про Дженнифер и Джессику. Можно подумать, что все семидесятые и восьмидесятые половину девочек не называли Дженнифер и Джессика. Можно подумать, что миру необходима еще одна Дженнифер или Джессика.

– Да, очень хорошие имена, спасибо.

Мы ретируемся к выходу, оставляя Кэти посреди холла в глубокой задумчивости.

– Памела! – кричит она нам вслед. – Как вам Памела?

Но мы с Эндрю не обращаем на нее внимания и выходим на улицу. На парковке он подскакивает ко мне сзади и крепко обнимает:

– Ну что ж, получается, теперь у меня в жизни три женщины?

– Три женщины? Кто? – говорю я. – Я, ребенок и любовница?

– Нет, ты, ребенок и Зоя.

Ах, Зоя… Интересно, с Эндрю она разговаривает? Маловероятно. Иначе они бы уже давно засветились в каком-нибудь телешоу.

– Все-таки интересно, ты уже придумала имя? – спрашивает он.

– Нет, – говорю я. – Как придумаю, сразу тебе сообщу, обещаю.

Эндрю смеется:

– И у меня права голоса нет, я так понимаю? Я мотаю головой:

– Никакого.

Он улыбается и нежно обнимает меня за пузо.

– Надеюсь, она будет такой же, как ты, – шепчет он мне в ухо.

Милый, думаю я, будь поосторожнее со своими надеждами.

– Нью-Йоркский университет, Эд Джеллет.

– Привет, Эд! Это Лара Стоун, школа Бэль-Эйр.

– Лара, душечка, как ты там? Я уже соскучился по тебе и по твоим сказочным туфелькам.

По непонятным мне причинам в приемных комиссиях осело огромное количество голубых. Эда я знаю много лет, и он среди них, наверное, самый голубой. Мы познакомились на моей первой общенациональной конференции консультантов по высшему образованию – в тот год она была в Вашингтоне – и всю ночь дули коктейль «космополитен» в гей-баре в Дюпон-центре еще с двумя голубыми членами приемных комиссий, кажется, из Скидмора и Оберлина. Кстати, все эти педики из приемных комиссий нежно меня любят. Если в нашей профессии может быть дива, то я к этому статусу максимально приблизилась.

– Я тоже соскучилась, – говорю я. – Ты все еще встречаешься с этим оформителем витрин из «Армани»?

– Лара, милая, это пройденный этап. У меня теперь все интереснее, крупнее и красивее, ну, ты меня понимаешь. А ты-то как живешь? Симпатичный муженек на месте?

Последний раз, когда Эд был в Лос-Анджелесе, я пригласила его пообедать с нами и сходить посмотреть «Баффи, убийцу вампиров». Эндрю удрал домой посреди сеанса, но успел совершенно очаровать Эда.

– Муженек при мне, так что можешь не надеяться. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но у нас будет ребенок. Девочка.

Эд восторженно охает:

– Боже ты мой, поздравляю. Это сейчас самый писк. Все знаменитости ходят беременные. – Только голубой может рассуждать о беременности как о модном аксессуаре. – Имя уже придумала?

В моей голове вспыхивает ослепительная лампочка. Даже не верится, что я могла позабыть об именах. Прошло уже две недели с тех пор, как мы выяснили, что у нас девочка, а мне так ни с кем и не удалось это обсудить. Ну, сами подумайте, от кого я могу услышать честное беспристрастное мнение, которому могла бы доверять? Джули отпадает, от Стейси я не услышу ничего, кроме гадостей, на Эндрю надежды никакой, но вот Эд – Эд идеальная фокус-группа. Согласитесь, в этом вопросе никто не поможет лучше, чем модный столичный педик.

– Ну, на настоящий момент, – говорю я, – мой список сузился до двух имен. Они должны начинаться на «П» или на «Дж», – только не надо меня спрашивать, все вопросы к Эндрю, – в общем, я пока остановилась на Паркер и Джози. Как тебе?

Эд презрительно цыкает зубом:

– Нет, милая, только не Джози. Ей всю жизнь придется отбиваться от шуточек про ее киску[32]. Нет, нет, нет, это будет трагедия.

На самом деле, я об этом уже думала, но меня смущала мысль, не дойду ли я со своей предусмотрительностью до полной паранойи. Жалко, имя-то хорошее. Так и представляешь маленькую Джози со смешными хвостиками и писклявым девчоночьим голоском. Но Эд все-таки прав. Когда дело дойдет до школы, имя уже таким хорошим не покажется.

– Не возразишь, – говорю я. – Тогда что ты думаешь про Паркер?

Если честно, Паркер у меня значится под номером один. Оно подходит по всем статьям. Начинается на «П», пусть Эндрю порадуется, не рифмуется ни с какой гадостью-пошлостью, необычное, но и не дурацкое, к тому же есть на что опереться в мире искусства – Паркер Поузи, по-моему, все любят. По уверениям Стейсиной книги, самое страшное, что может случиться в школе, – это шуточки про парковку[33]. Это можно пережить. Мне просто нужно было получить подтверждение своим домыслам от человека с хорошим вкусом. У Эда хватает недостатков, но отсутствием вкуса он никогда не страдал.