Немезида - Айзек Азимов

— Как так?

— Нет, конечно, я не был молодой леди с прекрасными глазами и даром проницательности. Я хотел сказать, что в молодости был некрасив и думал, что никто поэтому меня не любит. Я знал, что умен, и никак не мог понять, почему никто не любит меня за мой ум. Мне казалось несправедливым, что мои положительные качества никто не замечает, а отрицательные видят все. Тогда, Марлена, я был оскорблен и разозлен; я решил, что никогда не буду относиться к людям так, как они относились ко мне. Правда, мне так и не представилась возможность воплотить это благородное решение в жизнь. Потом я встретил тебя и увидел в тебе себя. Ты далеко не так некрасива, как был я, и намного умнее меня, но я не буду возражать, если тебе повезет больше, — Генарр широко улыбнулся. — Я как бы получил еще один шанс, намного лучший шанс. Но хватит об этом. Я думаю, ты пришла поговорить не на эту тему. Я не так проницателен, как ты, но уж в этом я уверен.

— Да, я хотела поговорить о маме.

— Ах так? — Генарр нахмурился и приготовился к неприятному разговору. — Так в чем дело?

— Вы знаете, она почти закончила свою работу. Если она соберется возвращаться на Ротор, она, конечно, захочет взять меня с собой. Должна ли я лететь вместе с ней?

— Я думаю, должна. Ты не хочешь этого?

— Нет, дядя Зивер, не хочу. Я чувствую, что мне необходимо остаться здесь. Вы не можете сказать комиссару Питту, что хотели бы задержать нас на Эритро? Придумайте какой-нибудь благовидный предлог. А комиссар, я уверена, будет только рад, особенно если вы сообщите ему, что по полученным мамой данным Немезида все-таки уничтожит Землю.

— Она сама сказала тебе об этом?

— Нет, но в этом не было необходимости. Вы можете передать Питту, что скорее всего мама будет только раздражать его настойчивыми требованиями предупредить Солнечную систему.

— Тебе не приходило в голову, что Питт не обязательно будет охотно следовать моим советам? Если он поймет, что я хочу оставить Юджинию и тебя на станции, он просто из желания досадить мне может приказать вам вернуться на Ротор.

— Я совершенно уверена, — спокойно возразила Марлена, — что комиссар охотнее оставит нас на Эритро, чем удовлетворится сомнительным удовольствием досадить вам. И потом, вы сами хотели бы, чтобы мама осталась, потому что вы… потому что она вам нравится.

— Очень нравится. И, кажется, это на всю жизнь. Беда в том, что я не нравлюсь твоей маме. Ты мне как-то сама сказала, что ее мысли до сих пор заняты твоим отцом.

— Дядя Зивер, вы нравитесь ей все больше и больше. Вы ей очень нравитесь.

— Марлена, нравиться не значит любить. Я уверен, ты уже поняла это.

— Я говорю о пожилых, — сказала Марлена и покраснела.

— Вроде меня, — Генарр запрокинул голову и расхохотался, потом сказал:

— Прости меня, Марлена. Я просто хотел сказать, что старики всегда считают, что молодые люди еще ничего не знают о любви, а молодые уверены, что старики уже все забыли. Ты знаешь, и те и другие неправы. А почему ты считаешь, что тебе необходимо остаться на Эритро? Уж, конечно, не из-за того, что тебе нравлюсь я.

— Конечно, вы мне нравитесь, даже очень нравитесь, — серьезно сказала Марлена. — Но здесь я хочу остаться по другой причине: мне нравится Эритро.

— Я объяснил тебе, что это очень опасная планета.

— Но не для меня.

— Ты все еще уверена, что чума тебя не тронет?

— Конечно, не тронет.

— Но как ты можешь знать?

— Просто знаю. Я всегда знала это, даже когда была на Роторе. Я не могу не знать.

— Разумеется, не можешь. Ну а после того, как мы рассказали тебе о чуме?

— Это ничего не изменило. Здесь я чувствую себя в полной безопасности. Даже в большей безопасности, чем на Роторе. Генарр медленно покачал головой.

— Должен признаться, этого я не понимаю. — Он внимательно посмотрел на серьезное лицо девушки, на ее темные глаза, полуприкрытые роскошными ресницами, и продолжил:

— Тем не менее, Марлена, разреши мне попытаться на пальцах объяснить тебе смысл твоих слов — конечно, если у меня что-то получится. Ты хочешь сказать, что на Эритро у тебя свое дело и ты намерена любой ценой остаться на планете?

— Да, — просто ответила Марлена. — И я надеюсь, что вы мне поможете.

Юджиния Инсигна была вне себя от гнева. Негромко, но напряженным от волнения голосом она сказала:

— Зивер, он не может этого сделать.

— Почему же не может, Юджиния? — спокойно возразил Генарр. — Ведь он — комиссар.

— Но он не император, а Ротор — не абсолютная монархия. У меня есть гражданские права, и одно из них — свобода передвижения.

— Если комиссар намерен ввести чрезвычайное положение, то независимо от того, распространяется ли оно на всех или на одного человека, действие закона о гражданских правах временно приостанавливается. Более или менее так гласит Акт о правах, принятый в двадцать четвертом году.

— Но это же насмешка над всеми нашими законами и традициями, которые устанавливались с первых дней существования Ротора.

— Согласен.

— Если я заявлю протест, Питт окажется…

— Юджиния, выслушай меня. Оставь все как есть. Почему бы тебе и Марлене не побыть еще какое-то время на Эритро? Вам здесь больше чем рады.

— О чем ты говоришь? Это равносильно заключению без обвинения, без суда, без приговора. Нас заставляют оставаться на Эритро на основании какого-то деспотического указа…

— Пожалуйста, Юджиния, подчинись приказу Питта. Так будет лучше.

— Как это лучше? — с негодованием переспросила Юджиния.

— Дело в том, что этого очень хочет твоя дочь, Марлена.

Юджиния ничего не понимала.

— Марлена?

— На прошлой неделе она долго уговаривала меня каким-то образом повлиять на комиссара и заставить его подписать приказ о том, чтобы вы остались на Эритро.

Юджиния была возмущена до глубины души. Она приподнялась в кресле и негодующе спросила:

— И ты сделал это?

— Нет, — Генарр отрицательно покачал головой. — Теперь выслушай меня. Я только информировал Питта о завершении твоей работы и поинтересовался относительно его дальнейших планов: хочет ли он, чтобы ты и Марлена возвратились на Ротор, или же он предпочитает, чтобы вы остались на Эритро. Юджиния, я высказался абсолютно нейтрально. Дословно Марлена сказала следующее: «Если вы предоставите ему право выбора, он оставит нас здесь». Очевидно, так он и сделал. Юджиния бессильно опустилась в кресло.