Царская копейка. Тайный проект императора - Валерий Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольге вообще досталось больше всех. Кроме того, что она вторично пережила «испытание подземельями», так ей ещё пришлось после этого везти легковушку по тяжёлой дороге. Но женщина лишь утвердительно кивнула.
– Заедем. Я и сама хотела вам предложить.
И откуда у неё столько сил?
В этот момент я подумал о том, как иногда неожиданно на первый план выходят люди, которые прежде находились в тени, и ты на них никакого внимания не обращал. Взять, например, Оксану. Она была носителем ценнейшей информации о бишуйских подземельях. А я, несколько раз общаясь с этим человеком, даже представить не мог, как сильно они (и информация, и Оксана) мне понадобятся. Или взять Ольгу. Художница буквально «взорвалась», выдав целую серию прекрасных икон, воскресив то прошлое, которое, казалось бы, навсегда от нас ушло.
Мои мысли плавно перешли на наше последнее посещение Бишуйских копий. Если связать воедино все этапы путешествия «царских» икон: от Свято-Никольского храма-пирамиды к Животворящему Кресту Господню на плато Бойко, и дальше, в подземный храм Бушуя и карстовые пещеры (древние корни Руси), и, наконец – в Счастливое к башне Юпитера, то получается настоящий крестный ход. Почему-то пришло в голову назвать его «покаянным».
Я подумал о следующем. Ещё в царствование Николая II появились эти Бишуйские копи. Как я полагаю – один из основных элементов «тайного» проекта последнего русского императора. После расстрела семьи Николая II, большевики сбросили тела убиенных в ствол шахты, чтобы скрыть следы своего преступления. Но позже вытащили их и схоронили в другом месте. Здесь, в Бишуе – шахта, ведущая к древнерусским корням. И там, на Урале – шахта, куда сбросили семью Николая II. И сейчас, спустя почти сто лет, мы спускались в Бишуйские копи, чтобы провести церемонию возрождения царских икон. Во всём этом присутствует какая-то глубинная связь и предопределённость.
Наконец мы добрались до башни Юпитера. Снег снова повалил, и теперь каждый из нас походил на деда Мороза, а кое-кто – на Снегурочку.
Я открыл башню, и мы быстро установили в ней иконы. Башня у нас небольшая, так что иконы буквально заполнили её со всех сторон. Кирилл возжёг свечи (хорошо, что в доме хранился их запас) и воскурил две последние ароматические палочки. Накормили птичку, и она снова живо защебетала. Мы же стали молиться, ощущая, как сильно сейчас связаны друг с другом, с этим местом, и вообще с тем крестным ходом, который удалось проделать в эти дни. Он не просто нас сдружил, а сделал чем-то единым. Как будто разрозненные нити сплелись в один, очень прочный канат.
Кто-то из нас ударил в било (оно здесь всегда хранится), и по башне поплыл сильный мелодичный колокольный звон. Надо сказать, мы прикрыли входную дверь, чтобы снег не залетел внутрь. И теперь, благодаря этому мощному звону и замкнутому пространству, у нас создалось впечатление, что мы все находимся внутри огромного царя-колокола, наподобие того, что выставлен в качестве музейного экспоната на территории московского кремля.
А дальше случилось следующее. Когда догорели свечи, мы дружно вывалили из башни, подставляя разгорячённые лица под мириады падающих с неба снежинок. Свет из окон дома их подсвечивал, придавая этому беззвучному полёту загадочную неповторимость. Тишина и плотный снег указывали на то, что «глухая» зимняя ночь уже давно вступила в свои права, и нам самим пора отдыхать.
И в этот момент всё пространство пронзила ярчайшая вспышка, наподобие фотоаппаратной, но во много раз сильнее. Что это, неужели молния? Но разве во время снегопада подобное возможно? Мне прежде никогда с таким явлением сталкиваться не приходилось.
А следом – раздался оглушительный грозовой разряд. Причём он длился так долго, как будто это была бесконечная канонада из серии небесных, перетекающих из одного конца небосвода к другому, взрывов. Я подумал, что возможно нам пришёл знак, означающий окончание нашего дела. И в этот миг, опережая меня, Руданский вдруг воскликнул:
– Проклятие снято!
Я посмотрел на Кирилла. Его лицо сияло, а снежинки всё падали и падали. Ольга и Вячеслав тоже оживились и стали громко обсуждать это явление. Они уверились в том, что, действительно, проклятие Марины Мнишек снято. И род Романовых этой снежной бурей окончательно очищен от чёрной паутины прошлого.
– Погодите! – я быстро вбежал в дом и, найдя царскую копейку, вышел вместе с ней к друзьям.
Монетку я бросил в снег, и она, совершив несколько оборотов, юркнула в ближайший сугроб.
– На счастье! На претворение в жизнь всего того, что мыслилось последнему русскому царю!
Мы все искренне обнялись. Более торжественной минуты в своей жизни я не испытывал. И более жизнеутверждающих мгновений мне описывать не приходилось. А Руданский шепнул мне на ухо:
– Не сомневаюсь, что скоро в России и во всём мире наступят большие перемены.
Я сказал:
– Уже…
– Что «уже»? – не понял Кирилл.
– Уже наступили. Колесо сдвинулось с «мёртвой» точки. Хотя, кроме нас, об этом пока никто не знает.
Почему-то мне подумалось, что эти перемены будут обязательно связаны с династией Романовых. И с той царской копейкой, которая до весны будет лежать в сугробе, а затем…
Что же случится «затем», мы все скоро узнаем. Только не говорите о том, что я вас об этом не предупреждал.
18.12.2013 г.