Искушение и соблазн - Сьюзен Джи Хейно

— Ты слышала, чтобы хоть одна из девушек жаловалась после того, как я уходил от нее? — помолчав, жестко спросил он.

Софи задумалась. Собственно говоря, она вообще не могла припомнить, чтобы ее приятельницы хвастались, что провели время с Линдли. А если честно, то она не могла даже сказать, кому из них выпала такая удача… вероятно, лишь тем, у кого не было причин на него жаловаться.

— Нет, милорд, не слышала.

Он улыбнулся:

— Ну, тогда тебе не о чем волноваться, дорогая, не так ли?

Еще как есть! Софи уже успела понять, как кружит голову мужское внимание… как трудно держать себя в руках, когда рядом Линдли. А ведь ночь еще только начиналась. Так что ей было о чем волноваться.

— А я и не волнуюсь, милорд! — вспыхнула она, моля Бога о том, чтобы он простил ей эту ложь.

— Тогда я хочу услышать, как ты произнесешь мое имя.

— Не могу.

Линдли погладил ее по щеке.

— Почему, Софи? Неужели тебе так трудно видеть во мне мужчину, а не просто ходячий титул?

Софи собиралась возразить ему, но Линдли уже целовал ее, и от этого поцелуя она вновь потеряла голову. Ее пальцы запутались в его густых волосах, подстриженных по последней моде и черных, как вороново крыло. Широченные плечи Линдли казались крепкими, как скала. Софи и сама не заметила, как уцепилась за них, словно боялась, что он вдруг исчезнет у нее на глазах.

А Линдли продолжал целовать ее, пока у Софи не закружилась голова. Она задыхалась, сердце колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди, в голове стоял туман. На один краткий миг он развеялся, и Софи содрогнулась, с ужасом сообразив, что прижимается к нему, самым бесстыдным образом выставив на всеобщее обозрение те части тела, которые порядочной девушке положено скрывать от мужских глаз. При нормальных обстоятельствах она была бы шокирована, но сейчас, когда он ласкал, трогал и целовал ее, Софи мечтала только об одном — чтобы это блаженство никогда не кончалось. Бессознательным движением Софи снова протянула руку к застежке его бриджей. На этот раз Линдли и не подумал протестовать — больше того, он даже развязал галстук и резким движением зашвырнул его в угол.

— Ваш сюртук, милорд, — прошептала Софи, пытаясь помочь Линдли стащить его с себя.

Сюртук был так превосходно сшит, так подогнан по его фигуре, что сидел на Линдли, как перчатка, — вытащить из рукавов руки, да еще лежа, и при этом не порвать его было настоящим подвигом. Однако Линдли справился. А когда он стащил с себя рубашку, то Софи на миг онемела — подобный торс, по ее мнению, скорее приличествовал кому‑то из древнегреческих богов, чем титулованному английскому джентльмену. На миг она даже лишилась языка. Да уж… а он еще говорил, что нынче ночью ей не о чем волноваться!

Впрочем, наверное, лучше волноваться о том, что будет завтра, когда все это останется в прошлом, а поцелуи Линдли и его великолепное тело станут всего лишь воспоминаниями, которые она, мучаясь от сожаления и стыда, будет перебирать в памяти долгими одинокими ночами. Но сейчас, решила Софи, когда это сильное мужское тело прижимается к ней, было бы грех думать об этом. Будь что будет, но сейчас она не станет тратить время на подобную ерунду.

— Вы улыбаетесь, мисс Даршо.

— Мне казалось, милорд, вы сами предлагали перейти на ты.

— Совершенно верно, Софи. И я твердо намерен сделать все, чтобы мы получше узнали друг друга.

Что ж, решила Софи, пожалуй, она не прочь. С трудом оторвавшись от созерцания его великолепного тела, она залюбовалась его не менее великолепными чертами лица. Поистине этот мужчина — само совершенство… и к тому же в его взгляде, что еще удивительнее, читалась доброта. Может, поэтому Софи вдруг перестала волноваться. Похоже, мадам была права — Линдли и в самом деле знает, что делает. И знает, как сделать так, что бы все это оказалось по крайней мере терпимым. Софи мысленно дала себе слово поблагодарить бывшую хозяйку за то, что та очень кстати надоумила ее пожертвовать собой.

Линдли решил, что может позволить себе роскошь пару минут полюбоваться ею. Софи лежала перед ним почти обнаженная, ее грудь имела ту безупречную форму, которая невольно наводила на мысль об отливающих перламутром жемчужинах, скрывающихся в таинственной глубине раковин, глаза сияли. Она тоже разглядывала его, и в ее взгляде, скользившем по его груди, плечам и всему, что она могла рассмотреть, читалось явное одобрение. Если ей удастся стащить с него бриджи, то ей, черт возьми, будет на что посмотреть, промелькнуло у него в голове. Его плоть затвердела, как камень, — он был в полной боевой готовности еще в тот миг, как выбрался из проклятого кресла.

Но тут глаза их встретились, и Линдли понял, что она тоже готова. Линдли слегка раздражало, что Софи наотрез отказывалась произносить его имя, но с этим он уж как‑нибудь справится. Он добьется, что она станет называть его по имени. Судя по тому, как она вздрагивала от его прикосновений, как охотно и страстно льнула к нему, вряд ли ему будет стоить большого труда добиться своего. Софи не просто была готова… она безумно хотела его. И ждет этого с радостью и нетерпением, а не с ужасом и трепетом, как положено девственнице.

Губы Софи подрагивали, как будто им не терпелось, чтобы в них впились поцелуем. Она откинула голову назад, и его губы заскользили по ее шее. Нагнув голову, Линдли припал губами к ее груди — судя по всему, Софи нашла это весьма приятным, поэтому он продолжил, стараясь уделить равное внимание обеим прелестным выпуклостям. Руки Линдли блуждали по ее телу, лаская, трогая, изучая ее, и Софи постанывала, извиваясь под ним, словно довольная кошка. Курчавый треугольник светлых волос цвета свежего меда у нее между ногами терся о его тело, невероятно возбуждая Линдли. Он молча скрипнул зубами, сдерживаясь из последних сил. Оставалось надеяться, что ему хватит выдержки, потому что Линдли поклялся сделать все, чтобы Софи надолго запомнила эту ночь.

Она снова потянулась к застежке его бриджей, однако Линдли, вовремя перехватив ее руку, решительно отвел ее в сторону. Он искренне считал, что с этим пока не стоит торопиться. У Линдли давно уже не было женщины — последние месяцы он занимался исключительно тем, что вершил правосудие.

Как бы там ни было, в одном он был уверен — ни с кем и никогда ему не суждено испытать такого наслаждения, как с этой женщиной. Чем бы все это ни кончилось, она будет не единственной, кто навсегда запомнит эту ночь. Линдли уже сейчас мог бы сказать, что когда с восходом солнца они оба будут вынуждены вернуться к действительности, он будет то и дело ловить себя на том, что глупо улыбается про себя.

Нагнувшись, он проложил цепочку поцелуев вдоль ее живота, кончиком языка пощекотал крошечный пупок. Софи вздрогнула и даже, кажется, негромко хихикнула — впрочем, может, ему показалось. Потом он услышал, как ее дыхание пресеклось, когда он потерся носом о курчавые завитки ее волос внизу живота, потрогал кончиком пальца нежные складки под ними. Линдли сдвинулся вниз, чтобы иметь возможность поцеловать ее там, коснуться языком самого чувствительного места.