На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1935-1945гг. - Ханс фон Люк

В одном они, по нашему мнению, имели большое преимущество перед своими британскими союзниками: американцы были чрезвычайно пластичны – они немедленно приспосабливались к изменениям обстановки и дрались с отчаянным упорством, порой с безрассудством. Никогда не забуду танков «тигр» с их превосходной 88-мм пушкой, которые один за другим уничтожали пытавшиеся продвинуться на восток «шерманы», командиры которых словно не понимали, что их машины безнадежно слабее «тигров». Храбрость и натиск американцев в атаке вызывали наше восхищение, хотя мы нередко сочувствовали им – слишком высокую цену платили они за свой первый боевой опыт. Но уроки не прошли даром – позднее они сказались в Италии и не только там. Во Франции в 1944 г. мне довелось лично убедиться в том, сколь быстро способны американцы извлекать уроки из ошибок и, вследствие гибкого и нетрадиционного подхода к ведению боя, достигать значительных результатов.

Наш так многообещающе начавшийся бросок на север быстро застопорился, с одной стороны, из-за фальстарта на Эль-Кеф, а с другой – из-за нехватки снабжения. Кроме того, наше продвижение замедлялось мощными ливнями, а в горных долинах мы нередко несли большие потери от огня вражеской артиллерии. И вот нам уже пришлось откатываться к Кассеринскому перевалу, тогда как на севере 5-я танковая армия развернула нам в помощь атаку, которая тоже не увенчалась успехом из-за упорного англо-американского противодействия.

В конце февраля Роммель стал командующим группой армий «Африка», войсками ее на юге командовал генерал Мессе[82], а на севере – генерал-полковник фон Арним. Вследствие исключительной протяженности фронт не мог быть сплошным – разместить части на нем удавалось только на некоторых участках.

Противник подавляюще превосходил нас технически, особенно американцы. Роммель не видел выхода, как только оставить районы на юге Туниса и силами уцелевших частей группы армий создать сильный береговой плацдарм в районе г. Тунис, включая полуостров мыс Бон, чтобы осуществить вывод оттуда по меньшей мере какой-то части опытных бойцов и специалистов африканского контингента. План не встретил понимания.

В начале марта, как сказал мне Гаузе, Роммель намеревался вылететь в ставку фюрера, чтобы убедить его спасти то, что еще можно спасти. Поскольку мы оказались в резерве – у меня в батальоне практически не осталось бронемашин и боеприпасов, – я отправился на расположенный неподалеку командный пункт Роммеля.

– Можно ли мне поговорить с Роммелем и попрощаться с ним? – спросил я Гаузе.

– Конечно, он будет рад видеть командира своего любимого батальона.

Роммель, как обычно, сидел в своем «Мамонте» перед разложенными на столе оперативными картами. Я не видел командующего уже несколько недель и поразился его нездоровому виду. Он был заметно ослаблен, страдал от тропической болезни – казалось, здоровье его совершенно подорвано. И все же в глазах его еще поблескивали знакомые искорки.

– Господин фельдмаршал, я слышал, вы собираетесь лететь в ставку. Судя по тому, как все складывается, мне кажется, вы не вернетесь. Могу ли я как командир батальона, который был некогда первым из вступивших на землю Северной Африки и имел счастье сражаться во всех битвах с вами, от себя лично и от военнослужащих моего батальона попрощаться с вами и выразить надежду на то, что мы еще встретимся когда-нибудь и где-нибудь. Мы будем держаться тут настолько долго, насколько возможно, всегда опираясь на тот пример, которым служили и будете служить для нас вы.

Роммель поднялся. В глазах его блестели слезы.

Что же происходило с этим человеком, который всегда был жестким прежде всего к себе и который не мыслил себя без своих солдат и ТВД, где ему выпало сражаться? Я никогда и никому не говорил о тех слезах. Только уже после войны, после того как вернулся из плена, я встретился с его женой, Люси, и рассказал ей о пророчествах ее мужа и о том, что видел слезы в его глазах. Слезы Роммеля – слезы великого человека – тронули меня больше, чем что бы то ни было на войне.

Роммель подошел к шкафчику на стене и вернулся ко мне с большой фотографией, с которой на меня смотрел он прежний – здоровый, веселый и удачливый. Он написал на портрете несколько слов.

– Вот, Люк, возьмите в знак признательности вам и вашему храброму батальону. Храните ее. Надеюсь, мы увидимся дома. Да благословит вас Бог.

Он отвернулся, и я, глубоко взволнованный, оставил его.

9 марта Роммель вылетел в Германию.

Далее события развивались быстро.

Генерал-полковник фон Арним принял командование группой армий «Африка» при поддержке генерала Гаузе, опытнейшего штабного офицера в Северной Африке. В преддверии крупного наступления Монтгомери на позиции по «линии Марет» мы обменивались ударами с американцами, которые пытались прорваться к побережью из гор Атлас. Потери наши возрастали.

23 марта Монти сделал ход – устремился вперед силами бронетанкового корпуса, обходя «линию Марет» и охватывая слабые итальянские позиции. Пришлось оставлять этот оборонительный рубеж, бросив основное ядро артиллерии. Остатки танковой армии «Африка» попытались закрепиться в районе Габеса. Моему батальону пришлось прикрывать западный фланг. Наши снабженческие отделения уже передислоцировались на полуостров мыс Бон.

Затем в конце марта мне приказали немедленно прибыть к фон Арниму. Я и понятия не имел, что он от меня хочет.

Меня принял генерал Гаузе.

– Роммель ничего не смог добиться от Гитлера. Ни один из вариантов не принят: мы не получим необходимого снабжения – раз, и два – фюрер не желает слышать ни о каком «немецком Дюнкерке». Роммеля отправили на лечение и запретили возвращаться в Африку, хотя он и рвался сюда. Идемте, вас ожидает командующий.

Чего хотел от меня фон Арним? Я не знал его лично, даже ничего о нем толком не слышал. Но вот я вошел. Меня ждал высокий, подтянутый человек с резкими чертами лица.

– Господин генерал-полковник, майор Люк по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал я.

– Рад познакомиться, Люк. Я имею удовольствие наградить вас от имени дуче Медалья д’Ардженто[83] – орденом, который практически соответствует нашему Рыцарскому кресту, – он приколол орден к моей груди и вручил удостоверение.

Мне, конечно, было приятно получить орден. Я подумал, что, несомненно, обязан награждением своим друзьям из батальона «Ницца». Кроме самого ордена, обладатель его получал небольшую месячную ренту и пожизненное право бесплатного проезда (на две персоны) первым классом по всем итальянским железным дорогам.