На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1935-1945гг. - Ханс фон Люк

Вперед вылез Геринг и пообещал Гитлеру добиться перелома в войне в Северной Африке путем решительной интервенции Люфтваффе. Геринг давно «точил зуб» на Роммеля, поскольку тот высказался прямо в отношении дивизий Геринга и войск СС, назвав их «преторианской гвардией», которая должна быть включена в состав армии.

Роммель вернулся обратно «к своим» солдатам, несмотря на предложение пройти курс лечения от тропической болезни. Все, с чем он приехал, были пустые обещания поддержки.

13 ноября, после того как наши отступающие части уничтожили все важные объекты Тобрука, город был оставлен и без боя взят британцами. Довольно крови пролилось здесь с обеих сторон за предшествующие полтора года.

Отступление через Южную Киренаику стало мастерским достижением Роммеля. Если не считать материального ущерба, можно сказать, что потерь мы почти не понесли.

Ситуация с топливом становилась все более отчаянной. Из обещанных 250 тонн воздушные транспорты доставили только 60. Этого хватало нам на то только, чтобы покрыть 150 километров, не вступая в бои. К счастью, проливные и затяжные дожди осложняли британцам задачу преследования. Между тем итальянские эсминцы с горючим на борту повернули на запад, и Африканский корпус вновь остался без топлива. На последних каплях нам удалось отвести наши моторизованные части в район к западу от Мерса-эль-Брега.

Роммель беспокоился в отношении мощной фланговой атаки вокруг соляного озера к югу от Мерса-эль-Брега. Мне пришлось интенсифицировать разведывательную активность в данном районе. В то же время нашу группу разведки раскололи: батальоны Фосса и Линау были переброшены на север, а со мной остался только батальон «Ницца».

Нас снова собрал Гаузе:

– Ввиду нехватки горючего мы не можем позволить себе вступить в боевое соприкосновение с британцами под Мерса-эль-Брега или к югу от него. Все указывает на приближение сильного британского наступления.

С 6 декабря немеханизированные немецкие и итальянские части отводились к Тунису, что было тоже непросто по причине отсутствия все того же бензина. Ситуация со снабжением становилась все хуже. Все чаще дивизии и полки лишались подвижности. Только благодаря опыту и высочайшему боевому духу нам иногда удавалось извернуться и высвободить их из окружения, добыв немного горючего. «Физелер Шторх» я был вынужден отдать – в нем возникла нужда в штаб-квартире. Пришлось уплотнить сеть дозоров. К счастью, наша воздушная разведка усилила наблюдение в районах далее к югу. Правда, в процессе мы попали под огонь наших собственных истребителей, которые никак не ожидали встретить нас на таком удалении от района базирования. Во время налетов всем приходилось покидать технику и, отбежав метров 20 или 30, бросаться на песок. Радисты часто добровольно не оставляли постов, чтобы отсылать наши донесения.

Наши воздушные разведчики сообщили о появлении южнее сильной колонны, по всей видимости, целой британской бронетанковой дивизии, целью которой мог являться обход с фланга позиций у Нофилии. 17 декабря я с батальоном передислоцировался севернее, откуда с другими частями Африканского корпуса мы развернули атаку во фланг этой дивизии. Все вместе – особенно при помощи наших 88-мм орудий – мы сумели подбить 20 британских танков и отвратить угрозу.

В то время как части армии «Африка» на побережье сражались за жизнь в условиях хронической нехватки горючего, мы вновь вернулись в пустыню. Опасность попытки противника обойти нас с фланга по-прежнему оставалась высока.

Южнее «линии Буэрата» мы вновь столкнулись с нашими британскими «друзьями» и возобновили наше «соглашение о пятичасовом перемирии». Однако нам случилось напасть на след Группы дальнего действия в пустыне, и след этот повел нас дальше на запад. Генерал Гаузе сообщил, что британцам, судя по всему, придется сделать остановку, поскольку им необходимо реорганизовать сеть снабжения. Между тем ожидалось нападение на охват с фланга со стороны легендарного подполковника Стерлинга. Задача состояла в как можно более интенсивной рекогносцировке насколько возможно дальше к югу от района Триполи – Хомс, обращая особенное внимание на почти непроходимые гряды гор с севера на юг между Хомсом и Триполи.

Как-то незадолго до Рождества во второй половине дня, около четырех часов, я решил отправиться на высоту примерно в 12 километрах к югу, чтобы осмотреть местность. Непредусмотрительно я поехал на легком бронеавтомобиле без рации, я не очень волновался, так как к пяти рассчитывал вернуться. Так или иначе, я приказал водителю трогаться в путь.

Ничего необычного мне обнаружить не удалось, мы поехали обратно и… по пути обнаружили крупный британский отряд прямо между собой и своим батальоном. Противник, по-видимому, намеревался встать тут лагерем на ночь. К счастью, мы остались незамеченными и отъехали сначала на юг, а потом повернули на запад. Из-за трудной местности прошло немало времени, пока мы смогли как следует увеличить расстояние между собой и британцами. Тем временем вокруг темнело, и шансов отыскать батальон становилось все меньше. Хотя в машине и не было рации, у меня имелся по меньшей мере компас.

В последнем свете уходящего дня мы заметили вади, в которой решили заночевать. Приблизившись к склону, обнаружили там семейство бедуина с верблюдами и палатками. С куском белой материи я направился к бедуинам, которые тут же сбежались и собрались все вместе. Я объяснил им, что я немец. На дикой смеси итальянского и арабского мне удалось обрисовать им свое положение и попросить принять меня с водителем на ночлег.

– Будьте нашими гостями, немцы. Ничего не случится с вами, а утром мы покажем вам дорогу к своим. Завтра мы тоже снимемся отсюда и двинемся на юг и не вернемся до тех пор, пока вы и британцы не уйдете.

Женщины, как и всегда, оставались в палатках и лишь исподтишка бросали взгляды на чужестранцев. Старший в семье проводил нас к очагу, и мы уселись возле него. Кочевники подбрасывали в невысокий костер стебли верблюжьей колючки, над пламенем на железных вилках висели три чайника. Начиналась арабская чайная церемония.

В одном чайнике кипела просто подслащенная вода, в другом она заправлялась листьями, в третьем же в сладкую воду всыпали чай. Процесс продолжался до тех пор, пока крепкий и тягучий чай не перелили в котелок. Затем раздали маленькие пиалы в медных подстаканниках, и наступил самый удивительный момент. Старший в семье брал пиалы одну за другой, подносил носик котелка к самой кромке чашки и, пока чай лился, поднимал котелок все выше и выше, так что в конце чайная струя падала в пиалу с высоты около метра, но при этом не проливалось ни капли. Как мне объяснили потом, делалось это для того, чтобы чай напитался воздухом, что поможет сделать напиток особо ароматным. Еще мне сказали, что для бедуинов особая гордость состоит в том, чтобы уметь аккуратно разлить чай в маленькие пиалы с высоты спины верблюда.

Вот так мы и сидели вместе: бедуинская семья, я и мой водитель. Тем временем настала ночь, и все небо покрылось звездами, среди которых было легко различить Южный Крест. Мы вдруг ощутили, в каком невероятном и благодатном месте очутились. Почти молча мужчины в бурнусах сидели у костра, отблески пламени которого придавали их лицам красно-коричневый оттенок. Мне вдруг почудилось, что течение времени остановилось, что его не стало, ведь мы могли бы сидеть тут так тысячу лет назад или через тысячу лет в будущем – часы, дни, месяцы, годы и даже столетия не имели тут никакого значения.