Коко Шанель - Анри Гидель

В глубине парка Габриель сохранила нетронутыми две виллы. Одну из них, называемую «Ла Коллин» – «Холм», – она предоставит в распоряжение Веры Бейт и многих других своих подруг и друзей. Нередким гостем здесь будет Жан Кокто, особенно после тифа, который настиг его в Тулоне в 1931 году. Она пересадила в парк два десятка столетних олив – тех, что остались от прежнего владельца, ей показалось недостаточным. Для меблировки и создания декора интерьеров был приглашен оформитель Янсен.

Во сколько ей все это стало? Вот цифры: за участок земли заплачено миллион восемьсот тысяч тогдашних франков, а постройка дома обошлась ей в 6 миллионов,[48] и это не считая мебели, декора и прочих мелочей.

Архитектор «Ла Паузы» Штрейц, у которого в 1971 году брал интервью Пьер Талант, рассказывал, что был потрясен двумя чертами личности Габриель – живостью ее ума и щедростью. Ему казалось, что в дискуссиях ему никогда не удавалось достигнуть уровня своей собеседницы. А что касается ее щедрости, то он приводит поразительный пример. Как-то раз Габриель пригласила его к себе на завтрак, но у него сломалась машина. Хозяйка тут же прислала за ним авто, а когда настало время отдохнуть после завтрака, она неожиданно сказала своему мажордому:

– Уго, отыщи-ка ключи и документы на «Морс» (такой же, как и у гостя) и отдай господину Штрейцу.

Архитектор рассыпался в благодарностях и обещал вернуть машину в три дня.

– Не беспокойтесь, – ответила она. – Пользуйтесь сколько хотите.

Выбор Габриель Рокебрюна для постройки виллы оказался удачными. Вот бы пригласить сюда герцога Вестминстерского! Сюда, где она чувствует себя как нигде непринужденно, где она наслаждается независимостью, немыслимой среди чопорной спесивости Итон-Холла! Но было необходимо также, чтобы и Вендор, со своей стороны, нашел несколько разумных причин выбрать для визита к Коко именно это из ее многочисленных владений. Во-первых, здесь с высокой террасы открывается умопомрачительный вид, любоваться которым никогда не надоест. Во-вторых, здесь, в Рокебрюне, у него будет соседом не кто иной, как Уинстон Черчилль, который имел привычку приезжать на отдых в этот уголок Лазурного побережья, а именно на мыс Кап д'Ай, в гости к лорду Бивербруку или лорду Ротермеру, магнату британской прессы, который владел, помимо прочих, газетами «Дейли экспресс», «Санди экспресс», «Дейли мейл», «Ивнинг ньюс». Иногда Черчилль приезжал также в Гольф-Жуан к Максиму Эллиоту. Там или же на мысе Кап д'Ай он трудился над историей своей семьи. Или же, в соломенной широкополой шляпе и с сигарой в зубах, усаживался на раскладной стульчик и неустанно писал полюбившиеся ему здешние морские пейзажи. Здесь, на Лазурном побережье, он проводил все больше времени, ибо все в том же 1929 году ему пришлось оставить должность министра финансов, и казалось, что на его политической карьере поставлен крест. Разве мог он тогда знать, сколь важная роль будет уготована ему десять лет спустя? Кстати сказать, «Ла Пауза» располагалась всего в нескольких километрах от княжества Монако, где в порту приписки стояла яхта «Летящее облако» и где герцог, пылавший страстью к баккара и рулетке, сможет просаживать столько денег, сколько ему заблагорассудится.

* * *

Итак, Вендор по приглашению Габриель пожаловал на виллу «Ла Пауза», и, по-видимому, новая резиденция его возлюбленной ему понравилась. Особенно польстило ему то, что один из двух домиков в глубине парка был приспособлен под мастерскую художника. Вендор как раз сейчас увлекся живописью, как и его друг Черчилль, – что ж, здесь ему будет уютно писать свои акварели! На самой же вилле все было устроено так, чтобы гости могли насладиться полной свободой. Вот какое яркое впечатление о царившей там атмосфере осталось у Беттины Баллард: «Здесь я наслаждалась отдыхом и комфортом, как никогда прежде». Сама хозяйка занимала верхнюю часть правого крыла, бок о бок со своей неразлучной полькой. В левом крыле расположились гостевые апартаменты из двух комнат; каждый имел небольшую гостиную и ванную, но все они соединялись между собою общим входом. Планировка была организована так, чтобы горничные не показывались гостям на глаза, а всего вилла насчитывала сорок комнат. Все было предусмотрено для удобства приглашенных, вплоть до парка небольших авто с шоферами, каждое утро готовых к услугам тех, кому захочется съездить в Монте-Карло – в спортклуб, в казино, на пляж или попросту на прогулку.

Конечно же, Габриель была первой, кто наслаждался свободой, которую она предоставляла гостям. Она никогда не показывалась из своей комнаты (там же и завтракала – чашечка кофе да ломтик поджаренного хлеба) раньше часа пополудни, разве затем, чтобы позагорать на солнышке на террасе. Для многочисленных своих гостей она устроила буфет. Помимо специально подогреваемых горячих блюд, как, например, паста по-итальянски, там были различные овощи, охлажденное мясо, особенно ростбиф, и в изобилии крепленые вина. Гости сновали туда-сюда от буфета к столу и обратно. Только одному человеку из прислуги разрешалось выходить к гостям – мажордому-итальянцу Уго: хозяйка терпеть не могла, когда под ногами путалось сонмище слуг, как в Итон-Холле.

Сама Шанель, страшно боясь располнеть, ела чуть-чуть и не выпивала больше двух бокалов вина. Зато болтала помногу. Как рассказывала Беттина Баллард, Коко любила усесться в столовой у камина, сунув одну руку в карман (а другою жестикулировала), и, перемежая свою речь смехом, принималась рассказывать чуть хриплым голосом (дар рассказчицы у нее был незаурядный) анекдоты, порой озорные, о себе самой и о своих друзьях, которые были ее излюбленной мишенью и с которыми она далеко не всегда церемонилась. Она была мастером вставить шпильку. Вот что она говорила, к примеру, о своей – при всем том обожаемой – польской подруге: «Мы любим людей только за их недостатки… Мися дала мне обильные и многочисленные поводы любить ее…» Или такое: «Мися – калека сердцем, крива в дружбе и хрома в любви». Она живет в роскоши? Может быть… Но «ее роскошь противостоит роскоши. Мися настоящий блошиный рынок». Кстати, рассказывала Габриель, она окружает себя ужасными безделушками, обожает только перламутр. «Конечно же, тоска по тине, откуда родом и она, и перламутровые раковины», – добавляет она. Затем она с большим талантом вспоминала странное поведение своей подруги: «Когда она ссорит меня с Пикассо, то говорит: „Я тебя спасла от него“. Или выдумывает о своей польской подруге анекдот – слишком красивый, чтобы быть правдой. Мол, когда в Байрейте она присутствовала на представлении „Парсифаля“, то пожаловалась, что спектакль слишком длинный. На что ее раздраженный сосед-немец ответил: „Может, это вы слишком короткая, мадам?“

Если Габриель желает внушить слушателям, что ее подруга вовсе не «чрезмерно умна», как о том судят иные «поверхностные люди», она проявляет чудеса ловкости: «Если бы она была чрезмерно умна, я бы с ней дружбу не водила. Я сама недостаточно умна для чрезмерно умных женщин…»

Как бы там ни было, Габриель умеет с блеском использовать свой ум, выдавая самые точные суждения. Так, говоря о Пикассо, она отмечает, что художник одержим колоссальным стремлением к опустошению вокруг себя – и к счастью, замечает она, «я не нахожусь на пути его пылесоса».