Капитуляция - Джейн Энн Кренц

Он отказывался верить, что Викторию не преследуют те же воспоминания. Она так самозабвенно, так неистово отвечала на его страсть, она была так податлива, так доверчива. Проклятие, она даже сказала ему, что, кажется, влюблена в него, не было сомнений, таких слов она не говорила до него ни одному мужчине.

И до него она ни с кем не была так близка. Радость, с какой Лукас следил за невероятными чувственными открытиями Виктории, стала для него самого вершиной чувственного наслаждения.

Рисунок Strelitzia reginae уже висел на стене в его комнате возле зеркала. Он будет смотреть на него каждое утро. Лукас распорядился, чтобы рисунок распаковали в первую очередь. Понимает ли Виктория, как много значит для него этот необычный подарок?

Вероятно, нет. Сейчас она способна думать только о своей раненой гордости.

Но рисунок по-настоящему растрогал его. С тех пор как его мать умерла, Лукас отвык получать подарки, тем более от женщин. Если не считать медальона с прядью волос, который вручила ему четыре года назад Джессика.

Она вложила глупую вещицу в его ладонь в ту самую минуту, когда, всхлипывая, отказалась принять его предложение и объяснила, чего требует от нее долг. Ночью перед атакой Лукас выбросил медальон в какую-то канаву.

Допив портвейн, Лукас посмотрел на пустую бутылку. Впереди его ждала ночь. И холодная постель.

Если бы все произошло не столь внезапно, сейчас он был бы у себя в Лондоне, переодевался, чтобы в полночь вновь перелезть через хорошо знакомую ему стену сада. Его безрассудная и страстная полуночная спутница ждала бы его и новых приключений.

Теперь все переменилось. Он женился на маленькой плутовке, и теперь они должны научиться уважать друг друга. Ему не хотелось прожить всю жизнь с угрюмой и озлобленной женой и меньше всего хотелось проводить в одиночестве одну ночь за другой.

Виктория способна проявить участие к кому угодно, обиженно подумал Лукас, поднимаясь с кресла. Почему бы ей не позаботиться немного и о своем муже? Разве так трудно понять, что он сделал все, что мог, и выбора у него не было.

Человек, оказавшийся в его положении, обязан жениться на богатой невесте. Виктория не маленькая, должна понимать практическую сторону брака. В любом случае дело сделано, и Виктории ничего не остается, как примириться со своим новым положением и выгодно использовать его. Пора кончать с ее дурным настроением. Он больше не позволит ей ворчать.

Он не желает больше оставаться в постели один. Он женатый человек, это дает ему определенные права.

Решившись наконец, Лукас вышел из столовой и начал подниматься по лестнице. Сегодня ночью он попробует еще раз убедить Викторию, но если она вновь откажется выслушать его, найдет другой способ ее утихомирить.

Слуга Лукаса Ормсби возился в его спальне, распаковывая вещи. Он удивленно обернулся, когда хозяин вошел в комнату:

— Добрый вечер, сэр. Вы собираетесь сегодня лечь рано?

— Да, именно так. Сообщите Григгсу, что все могут ложиться спать. Мы все устали в дороге.

Ормсби кивнул:

— Будут ли какие-нибудь особые распоряжения, сэр? Обычно вас беспокоит нога после продолжительной верховой езды.

— Я только что выпил бутылку портвейна. Это должно помочь.

— Хорошо, сэр. — Вышколенный слуга двигался легко, и каждый его жест был рассчитан. — Нэн сказала мне, что леди Стоунвейл тоже отправилась отдыхать. Похоже, здесь, в деревне, у нас будет совсем другое расписание, нежели в Лондоне.

— Тем лучше. Я предпочитаю деревенскую жизнь городской суете. — Лукас рассеянно потер больную ногу. Слава Богу, больше ему не придется взбираться по этой чертовой стене. И он только рад, что ему не придется каждую ночь опасаться за жизнь и репутацию своей отчаянной спутницы, пока она будет радостно порхать из игорного дома в бордель и обратно.

Через несколько минут Ормсби ушел. Лукас подождал, пока шаги слуги затихли в отдалении, потом взял свечу и подошел к двери, соединявшей спальни. Из комнаты Виктории не доносилось ни звука. Должно быть, она уже легла, возможно, даже заснула.

Лукас тихо отворил дверь, убеждая себя, что он имеет законное право входить в спальню своей жены. Ручка двери поддалась легко. Интересно, пыталась ли Виктория запереться от него? Впрочем, он предвидел такую возможность и заранее припас второй ключ.

В комнате Виктории было темно, только слабый лунный свет проникал в окно. Видимо, Виктория любит спать, не опустив шторы, отметил Лукас. Странная привычка.

При свете луны и свечи Лукас разглядел нежные очертания тела своей жены под тонким одеялом. Он почувствовал, как вспыхнуло в нем желание.

К несчастью, свет свечи открывал его взгляду и выцветшие портьеры, грязный ковер, обшарпанную мебель, которой была обставлена спальня. Лукас почувствовал что-то очень похожее на угрызения совести. Новый дом, в который он ввел Викторию, мало походил на то, к чему она привыкла.

Он подошел к постели, гадая, как объявить о своем присутствии, как сказать, что он хочет настоять на своих супружеских правах.

Поднимаясь по лестнице, Лукас успел заготовить речь о правах мужа и обязанностях жены, но теперь она звучала неубедительно даже для его собственного слуха. В растерянности он пытался понять, что же ему делать, если она просто не хочет его.

Но в тот самый миг, когда эта страшная мысль мелькнула в его мозгу, луч света заиграл на янтарном кулоне, притаившемся между ее грудей.

Она по-прежнему его носит!

Он облегченно вздохнул. Значит, еще не все потеряно, радостно подумал он.

Однако не успел он насладиться своей радостью, как Виктория беспокойно пошевелилась и приподнялась на подушках. Ресницы ее затрепетали, она открыла глаза, посмотрела на него и закричала:

— Господи, нет, нет! Оставь меня!

Лукас в ужасе следил, как Виктория выпрямляется, опираясь на подушки. Она вытянула руку, отстраняя его. Значит, он все же ошибся. Она не хотела позволить ему даже подойти к ней. Сердце у Лукаса сжалось, разочарование было слишком велико.

— Викки, Бога ради…

— Нож! Боже милосердный, нож! — Она не сводила широко раскрытых от ужаса глаз с острого пламени свечи. — Нет, пожалуйста, нет!

Наконец Лукас догадался, что она все еще спит. По всей видимости, он застал ее посреди ночного кошмара, и страшный сон не отпускал ее.

Лукас быстро отступил назад, опустил свечу на столик и, вернувшись, обхватил Викторию за плечи. Она приоткрыла рот в крике, глаза ее не отрываясь смотрели на то, что видела только она одна.

Лукас встряхнул ее:

— Викки, успокойся!

В глазах ее не мелькнуло ни искры понимания, и тогда он сделал то, что ему не раз уже приходилось делать, когда солдат посреди сражения впадал в истерику. Чуть отведя руку, он хладнокровно и расчетливо ударил Викторию по щеке.