Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути - Евсей Львович Цейтлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, в газете «За строительные кадры» я впервые увидел свои строки напечатанными. И, что важнее, получил первые уроки литературной работы.
Я был на четвертом курсе, когда мне снова выпал счастливый билет. К тому времени я уже сознавал, что инженером-строителем быть не могу. Студенческая жизнь была интересной, бурнокипящей, насыщенной впечатлениями, но через год она заканчивалась. Что впереди? Просидеть всю жизнь за кульманом в проектной конторе? Такая перспектива ужасала. Конечно, и там можно двигаться вверх, делать карьеру, но рваться в начальники мне претило. И тут в нашу редакцию пришло письмо из отдела науки «Комсомольской правды». Нас, студентов технических вузов, умеющих и любящих писать, приглашали прийти в редакцию: познакомиться, начать сотрудничать. В письме был указан день и час первой встречи. Я обзвонил ребят, которые составляли костяк нашей многотиражки в предыдущие годы, но уже окончили институт, и мы пришли дружной командой – человек восемь. А всего из разных вузов собралось человек двадцать. Возглавлял отдел науки замечательный журналист и, как потом мы узнали, человек большой души Михаил Васильевич Хвастунов, в своем кругу МихВас, а в литературе – Михаил Васильев. Автор и соавтор многих книг о науке будущего. Он был большим оптимистом, верил в науку и в светлое будущее, основанное на ее достижениях. Его книги были очень популярны. Он был знатоком поэзии серебряного века, мог подолгу читать наизусть стихи Брюсова, Гумилева, Бальмонта… Интересно рассказывал о Вертинском. Однажды дал мне объемистый самиздатский том Гумилева, еще запретного, – тогда я впервые его прочитал. Но это позднее, когда я там уже стал своим. Сотрудники отдела науки – молодые ребята, немногим старше нас, Слава Голованов и Дима Биленкин. Оба потом стали видными писателями. Голованов известен своими книгами о космических исследованиях, о главном конструкторе С. П. Королеве. А Дима Биленкин – известный фантаст. Было у кого учиться.
Вскоре я стал печататься и в «Науке и жизни», «Технике – молодежи», даже в журнале «Советский Союз». Отделом науки там заведовал Иосиф Нехамкин, друг Мих-Васа. Он меня «попробовал» и хотел взять в штат, я даже работал у него около месяца как волонтер. Для оформления ждали главного редактора Николая Грибачева (из зловещей тройки литературных держиморд: Кочетов-Софронов-Грибачев). Он ездил по заграницам, появлялся редко, журнал делался без него. Ему вроде бы было безразлично, кого Нехамкин возьмет к себе в отдел литсотрудником, но нужна была его подпись – чистая формальность. Однако Грибачев поставил заслон. Со мной не поговорил, я его так и не видел. Просто сказал – нет! Причина – более чем понятна. До сих пор помню виноватые глаза Иосифа, он был точно в воду опущенный. Так что огромное спасибо товарищу Грибачеву. Во-первых, за науку. А во-вторых, мне страшно подумать, куда бы меня увела фортуна, если бы я тогда осел в этом «Советском Союзе»!
В самом конце 1962 года я был принят в редакцию серии «Жизнь замечательных людей». Она входила (как и сейчас) в издательство «Молодая гвардия». О том, как попал в это логово антисемитизма, я коротко написал в книге «Вместе или врозь?» (2005, стр. 630). А о том, как вышел на тему Н. И. Вавилова – в книге «Эта короткая жизнь» (стр. 15–17). И то, и другое было необыкновенным везением. Мне везло на хороших людей. Благодаря им открывались возможности там, где их, казалось бы, не могло быть. Остальное уже зависело от меня. Дальних планов я не строил. Мне всегда казалось: загадывать далеко вперед – значит, обрекать себя на разочарования. Улица жизни полна зигзагов, кто знает, что тебя ждет за очередным поворотом, на какой колдобине споткнешься. Видимо, я по натуре оппортунист, то есть использую возможность, когда она появляется, и не мечтаю о невозможном. Вы знаете, как Ленин ненавидел оппортунистов. Это взаимно.
Что касается моей первой книги о Вавилове, то фанфар, конечно, не было. Какие там фанфары, когда из нее вырубили сто страниц, а потом вынесли смертный приговор и заперли отпечатанный тираж в каземат. Как самого Вавилова. Он и умер в каземате. А книгу мою, с новыми изъятиями и с почти годовым опозданием, все-таки пощадили. Времена были уже не столь кровожадные. Теперь, когда вышла моя новая книга о Вавилове, я уже не хочу, чтобы читали ту первую. Но представьте мое состояние в прошлом ноябре, в России, где проходили конференции и симпозиумы, посвященные юбилею Вавилова. Я презентовал новую книгу, а ко мне подходили с той, первой. Просили подписать, говорили о том, какое впечатление она когда-то произвела, кому-то даже реально помогла в жизни.
Прошло полвека… К моей полной неожиданности, мне вручили Диплом от ВИРа, то есть Федерального института растениеводства – того самого, детища Н. И. Вавилова. Подпись директора института профессора Н. И. Дзюбенко. А еще я получил Почетную грамоту от Вавиловского общества селекционеров и Научного совета по генетике и селекции Российской Академии Наук. Подписана грамота Президентом ВОГиС академиком И. А. Тихоновичем и Председателем научного совета по генетике и селекции академиком С. Г. Инге-Вечтомовым. Такими грамотами удостаивают ученых, внесших выдающийся вклад в науку. Из писателей я, вероятно, единственный. О какой бы престижной премии по литературе ни говорили, ею удостоены десятки, сотни писателей. А такие две грамоты есть только у одного литератора – Семена Резника. Это многого стоит.
ЕЦ В оппозицию режиму вас, члена Союза писателей СССР, известного уже автора биографических и научно-популярных книг, привело постепенное погружение в еврейскую тему. Как вы остроумно заметили, «тема эта давно не была табуированной. Освещение ее не только дозволялось, но активно поощрялось. Конечно, при одном условии: улица должна была быть с односторонним движением». Поощрялось разоблачение сионизма и иудаизма. А вы в то время (конец 70-х годов) написали два исторических романа: «Хаим-да-Марья» и «Кровавая карусель». Действие развивалось на фоне антисемитских