Любовь, опять любовь - Дорис Лессинг

— Что это вы там такое жужжите? — поинтересовался Стивен.

— Не имею представления. Никак не могу избавиться.

Генри, однако, имел представление. Он напел, не глядя на Сару:

Как женщина, полюбит вас она,

Как женщина, погубит вас она,

Как женщина голубит,

Ломается ж, как глупая девчонка.[18]

— Боб Дилан, — добавил он и, зная, что Сара пожелает раствориться в воздухе, сделаться невидимой и занять как можно меньший объем в пространстве, вскочил и резво направился к исполнителям с какими-то надуманными вопросами и замечаниями.

Стивен надулся.

— У меня все время в голове музыка Жюли. Поражаюсь, как вы можете отвлекаться на всякую ерунду.

Сару поразила его реакция на новоизбранную Жюли. Генри остановил выбор на типажной актрисе, резко отличавшейся от Молли, внешностью Жюли вовсе не напоминавшей. Сара подумала, что Стивен с энтузиазмом воспримет новую исполнительницу как Жюли, вошедшую в его жизнь, но он лишь проворчал:

— Ладно, поживем — увидим.

И Генри испарился. Натянутые струны лопнули: гуд'бай, до августа, через три недели увидимся…

Сара совсем уж было собралась отправиться в отпуск, но передумала. Слишком боялась остаться наедине со своими демонами. Тем более, что работы хватало, просто выше головы. В случае успеха в Квинзгифте «Жюли Вэрон» могла прорваться в Вест-Энд, уже и запросы поступили. Шли толки о мюзикле по «Тому Джонсу», проекту еще более амбициозному, нежели «Жюли», Саре предлагали заняться сценарием. Но нет, у нее иссякла энергия, хотя в этом она, конечно, коллегам не признается. Хватит работы за глаза и за уши. «Гедда» пойдет в Вест — Энде, ею займется Соня. Скоро начнут репетировать «Детей сладкой свободы», пьесу о последних днях Шелли в Италии.

Соня обвинила их в чрезмерной поглощенности работой, что вызвало нечто вроде спора. Ну и что в этом такого, если работа не воспринимается как обуза, как нечто принудительное? Соня сменила направление удара и обвинила их в том, что они сидят и теоретизируют, когда назревает кризис. Что за кризис? Оказывается, Соня вела к тому, что у нее есть подруга, обучавшаяся на режиссера; звать ее Вирджиния, в честь Вирджинии Вульф. Ладно, давайте попробуем подругу, решили они.

— Что ж, и вправду, слишком это хорошо, чтобы вечно длиться. Сколько лет мы вчетвером работали без всяких споров.

Сара появлялась в театре ежедневно. Ей это не составляло труда, доказывало, что депрессия не задавила ее. Хотя она ощущала, что состояние ее с каждым днем ухудшается, но до Стивена ей еще было далеко. Вспомнить хотя бы его лицо, когда он смотрел на плакат с Жюли в образе аравитянки… Или у водопада в Бель-Ривьере. Сама Сара ничего подобного не ощущала.

Она писала:

. «Происходит нечто для меня непостижимое. Я не могла бы скорбеть больше, если бы умер кто-то горячо любимый, если бы утратила того, кого люблю больше жизни».

Она писала:

«Я и впрямь больна. Больна любовью. Любовью, ничего общего не имеющей с Генри или с этим мальчиком».

Она думала: «Если бы вся семья моя погибла от землетрясения или при пожаре, если бы я в молодости потеряла в автомобильной аварии мужа и обоих детей — тогда бы я чувствовала себя так же. Чувство необъятной потери. Как будто лишили единственной пищи, которая доступна и желанна». Сердце сжималось, грудь сдавили гранитные скалы.

Она писала:

«Страстное физическое желание. Яд. Я отравлена, нет сомнения. Помнится, у Стендаля пораженная любовью девушка полагала себя отравленной. Иона не ошибалась. И я не ошибаюсь. Какой-то шарлатан в Штатах берется вылечить от любви. Это, мол, химический дисбаланс, утверждает он».

Она писала:

«Если врач скажет мне: „Вы больны, вы обречены прожить всю оставшуюся жизнь, страдая от боли в груди" — я смирюсь, я привыкну к этой боли, научусь жить с нею. Живут же люди без рук, без ног, парализованные ниже пояса. Чем лучше я со своей сердечной болью?»

Она писала:

«С этим можно покончить, спрыгнув с обрыва или с крыши многоэтажки. Люди, так поступающие из-за безысходности любви, прекращают таким образом свои страдания. Физические страдания. Подобного я раньше не понимала. Разбитое сердце. Но почему эмоциональные страдания проявляются физической болью? Странно это…»

И все же далеко ей было до Стивена. Он звонил почти каждый вечер. В сумерки, когда наступала меланхолия. Самое тяжкое — время перед ужином. И для животных тоже. Собаки и лошади тяжело переносят минуты наступления темноты.

— Наша Флосси — рыжий сеттер каждый день, когда темнеет, прибегает ко мне, ластится, подставляет загривок. Мы забываем, что уже миллионы лет каждое живое существо на свете боится наступления тьмы.

— А теперь мы не боимся — печалимся.

— И то, и другое.

Стивен спрашивал, чем она занималась в этот день, рассказывал, что делал сам, описывал подробно, в деталях, с целью профилактики вызванной печалью рассеянности. Спрашивал, что Сара читает, сообщал, что у него возле кровати лежит целая груда книг в качестве средства от бессонницы, потому что спит он плохо.

Они говорили по часу и более, он разглядывал во время разговора темнеющие поля. Говорил, что слышит ржание лошадей. У нее за окном рос платан, сквозь листву которого просвечивали огни окон дома напротив.

Стивен приезжал в город, приглашал Сару на прогулку в Риджентс-парк. Солнечный вечер, цветы, деревья — праздничная атмосфера. Веселые люди, веселые дети, веселые собаки — а их глаза отягощены печалью. Он опускал руку в карман, касался корешка книги, как будто какого-то талисмана.

— Что за книга?

Он вынул из кармана и вручил Саре «Динамику и контексты огорчений». Она подержала книжку и собиралась вернуть, но Стивен задержал ее руку.

— Нет-нет, очень полезная книга. К примеру, я теперь знаю, что я «интернализован» Жюли.

— Любовь зла, любовь слепа… полагаю, можно найти более полезную литературу по любви, чем сборники психологической кулинарии.

— Не сказал бы, что литература вообще полезна. Но о себе могу сказать, что дошел до Пруста. Единственный, кого могу выдержать, от кого не отрывается внимание. А раньше находил его безнадежно самовлюбленным.

— А я перечитываю Стендаля, «О любви». Он более лапидарен, нежели Пруст.

— Но лучше ли?

— Оба сочетают романтичность в любви с весьма трезвым интеллектом.

— Как и Жюли.

— Вы не сказали бы такого, когда мы встретились впервые.

— Это точно, не сказал бы. — Стивен вздохнул, почти простонал. Остановился, как будто наблюдая за лебедями, припаянными к своим отражениям в глади пруда. Наступила пауза. Долгая пауза.