Холокост: вещи. Репрезентация Холокоста в польской и польско-еврейской культуре - Божена Шеллкросс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Umińska 2001 – Umińska В. Postać z cieniem. Portrety Żydówek w polskiej literaturze od końca XIX wieku do 1939 roku. Warszawa: Sic! 2001.
Van Alphen 2002 – Van Alphen E. Caught by Images: On the Role of Visual Imprints in Holocaust Testimonies // Journal of Visual Culture 1.2002. № 2. P. 205–221.
Walas 1972 – Walas T. Zwierciadła Jerzego Andrzejewskiego // Prozaicy dwudziestolecia międzywojennego. Sylwetki / wstęp, ed. B. Faron. Warszawa: Wiedza Powszechna, 1972. S. 23–48.
Weiss 2009 – Weiss T. On the Matter of Language: The Creation of the World from Letters and Jacques Lacans Perception of the Letters as Real // The Journal of Jewish Philosophy and Thought. 2009. Vol. 17. № 1. P. 101–115.
Weissberg 2003 – Weissberg L. In Plain Sight // The Holocaust: Theoretical Readings / ed. N. Levi, M. Rothberg. New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 2003. P. 396–403.
Werner 1971 – Werner A. Zwyczajna apokalipsa. Tadeusz Borowski i jego wizja świata. Warszawa: Czytelnik, 1977.
Wierzbicka 1992 – Wierzbicka A. Semantics, Culture and Cognition: Universal Human Concepts in Culture-Specific Configurations. New York: Oxford University Press, 1992.
Wirth 1967 – Wirth A. A Discovery of Tragedy: (The Incomplete Account of Tadeusz Borowski) // Polish Review XII. 1967. № 3. S. 43–52.
Wojdowski 1997 – Wojdowski B. Bread for the Departed / trans. M. Levine. Evanston, Ill.: Northwestern University Press, 1997.
Wyka 1982 – Wyka К. Życie na niby. Pamiętnik po klęsce. Kraków: Wydawnictwo Literackie, 1982.
Young 1990 – Young J. E. Writing and Rewriting the Holocaust: Narrative and the Consequences of Interpretation. Bloomington: Indiana University Press, 1990.
Zabierowski 1961 – Zabierowski St. “Testamenty poetyckie” // Księga ku czci Stanisława Pigonia / red. T. Podolska, Z. Czerny. Kraków: Polska AkademiaNauk, 1961. S. 356–362.
Zaleski 2000 – Zaleski M. Przygoda Drugiej Awangardy. Wrocław: Ossolineum, 2000.
Żiźek 2000 – Żiźek S. “Laugh Yourself to Death! The New Wave of Holocaust Comedies”. In The Holocaust and the Historical Trauma in Contemporary Visual Culture // URL: https://www.lacan.com/zizekholocaust.htm (дата обращения: 01.07.2022).
Примечания
1
Пер. с нем. А. В. Белобратова.
2
Несмотря на строгие ограничения на объем и вес вещей, налагаемые на депортируемых, огромное количество перевозимого и собранного иллюстрируют архивые фотографии: на одной видны настолько высокие горы обуви, что пришлось использовать лестницу, чтобы достать до верха; см. сайт Мемориала и музея Аушвиц-Биркенау.
3
Как метко выразился историк Ян Т. Гросс: «В ״Новом порядке“ не было порядка» [Gross 1979: 92].
4
Необузданный инстинкт накопительства хорошо иллюстрирует растущая жадность Германа Геринга, который присваивал себе лучшие произведения искусства как из европейских музеев, так и из частных коллекций и выставлял их среди других своих трофеев в загородном поместье в Каринхолле.
5
На тему нацистской культурной политики и художественных «коллекций», собранных высшим эшелоном нацистского руководства, см. [Elsner, Cardinal 1994]. Авторы приходят к интересному выводу: «Тем не менее возникает вопрос, не обладают ли новоявленные охотники за нацистами пятьдесят лет спустя тем же рвением коллекционера» [Ibid.: 4].
6
Обширная литература на эту тему быстро устаревает из-за постоянных изменений в процессах реституции по всей Европе; самые последние данные обсуждаются в [The Plunder of Jewish 2001; Dean 2008].
7
Ханна Арендт проницательно пишет об этом процессе в своей книге. Немецкие евреи существовали в нацистской Германии как «национальный элемент» («националы»), а именно как «граждане второго сорта без политических прав» [Арендт 1996: 386].
8
Например, в 1940 году нацисты создали в Варшаве Комиссию по обеспечению сохранности недвижимости (Komisaryczny Zarząd Zabezpieczonych Nieruchomości), которая в течение шести недель взяла под свой контроль почти всю еврейскую недвижимость. Как и в Третьем рейхе в 1930-х годах, в Варшаве был применен дезориентирующий метод: название Комиссии не предвещало лишения собственности, а подразумевало меры по ее сохраности.
9
Я хотела бы сослаться здесь на новый подход Сола Фридландера к истории Холокоста, в котором на первый план выдвигается индивидуальный голос свидетеля [Friedlander 2008].
10
Одним из таких случаев было поведение польско-еврейского писателя-модерниста Бруно Шульца, который стремился сберечь свои рукописи, картины, рисунки и гравюры, в основном используя юридическую концепцию прекариума: доверяя их друзьям, которые жили за пределами гетто Дрогобыча. Мы знаем, что он также спрятал некоторые из своих архивов на территории гетто. Но даже эти меры предосторожности оказались недостаточными: до нас дошла лишь часть его текстов; к сожалению, неопубликованный роман писателя «Мессия» до сих пор не найден. См. главу «Сохраненные и утраченные произведения» в [Ficowski 2003].
11
Например, документы зондеркоманды Аушвица, помещенные в жестяные банки и таким образом сохраненные, были найдены после войны, хотя и частично поврежденными. См. [Greif 2005].
12
См. в особенности главу «Losy tekstów» («Судьбы текстов») в [Leociak 1997: 83–96].
13
Леочак упоминает, что именно его удивление при встрече с таким количеством письменных свидетельств о геноциде побудило его написать монографию, хотя «по логике ״окончательного решения“ ни они, ни сам автор не должны были сохраниться» [Ibid.: 5].
14
«Письмо, запечатанное в бутылке, адресовано тому, кто найдет ее. Нашел я. Значит, я и есть таинственный адресат» («О собеседнике») [Мандельштам 1993: 184]. – Прим. ред.
15
Тем не менее некоторые хроникеры, такие как экономист Людвик Ландау, были в основном озабочены более широким понятием актуальности и ее различными аспектами, в частности, военным, политическим или экономическим развитием в Европе. Хотя Ландау подробно описывал особенности повседневной жизни в Варшаве, он, похоже, находил надежду в своем обширном анализе театра военных действий. См. [Landau 1962–1963].
16
Архивы «Ойнег Шабоса» были зарыты в десяти металлических коробках и двух молочных бидонах. Они были частично восстановлены после войны в 1946 и 1950 годах. Документы в одном из бидонов были частично повреждены влагой и оттого оказались неразборчивы – перед нами еще один случай фрагментарных текстов