Кто в чемодане живет? - Дарья Донцова

– Слушаю, Павел Юрьевич.

Настя узнала парня, это ему она в день своей последней встречи с Поморовым советовала правильно ставить пятку для выполнения приема «крутилка». Подросток вырос, ему, наверное, теперь лет семнадцать-восемнадцать, но он остался таким же щуплым и низкорослым.

– Возьми малыша, поиграй с ним, – распорядился тренер.

Ученик поднял Мирона и понес к матам.

– Шагаем в кабинет, – приказал Насте Ершов.

Когда они оказались в небольшой комнате, хозяин тщательно запер дверь и раскрыл объятия.

– Уточка! Утёточка!

– Вы Андрей Ильич? – зашептала Настя. – Да? Вы ожили? Да? Вы вернулись с того света? У вас голос другой, лицо, тело…

– Можно долго рассказывать про пластические операции, ожог лазером, который влияет на голосовые связки, и прочие ухищрения, но ты лучше думай так: душа Поморова переселилась в тело Ершова, – рассмеялся тренер.

Она бросилась ему на шею и зарыдала. Можно изменить полностью внешность, сделать другие документы, но аромат кожи не подделать, он у каждого человека индивидуален, а Настеньке от природы достался собачий нюх. От Павла Юрьевича Ершова сейчас пахло Андреем Ильичом Поморовым.

Когда Настя наконец успокоилась, она задала вопрос:

– Почему нельзя позвонить Феде?

– Потому что из-за него я теперь Ершов, – пояснил тренер, – натворил дел, дурак!

– Что сделал Стентин? – испугалась Сиротина.

Хозяин кабинета нахмурился.

– Я разве когда-нибудь давал вам задание выстрелить в кого-то, ударить ножом, придушить? Нет. Преступники, которых мне поручали убрать, умирали сами, мы только создавали особые ситуации, меняли им лекарства или портили что-то дома, в офисе. Но сами вы убийцами не становились. Я не одобряю прямого насилия и воспитанников киллерами не делал.

Настя слушала его, приоткрыв рот. Возразить ему: «Вам не кажется, что пустить человеку пулю в лоб или положить в его аптечку вместо лекарства яд – это одно и то же» – ей не пришло в голову. Для Сиротиной тренер всегда был прав, а в день, когда он восстал из мертвых, Поморов оказался втройне прав.

– Федор и Антон поехали на задание, – продолжал Ершов. – Твой брат совершил ошибку. Не хотелось тебе говорить, но придется. Он попался в тот момент, когда ставил на тумбочку воду. Антоше предложили больше денег за то, что он соврет о выполнении задания, а сам ничего не сделает. Тоша согласился. Но Федор понял, что объект остался жив, прижал товарища, потребовал объяснений. Антон признался в предательстве, пообещал Стентину отдать весь полученный от объекта бакшиш, попросил ничего мне не сообщать, и Федор, который страховал Сиротина, убил его.

Анастасия схватилась за голову.

– Нет!

– Да, – возразил Ершов, – преступление Стентин совершил грязно, хотел представить все как несчастный случай, но опыта, ума и аккуратности не хватило. Наивный Федька думал: все очень просто! Но кое-что не предусмотрел, хотя я вас научил заметать следы. Чтобы спасти дурака, мне пришлось самому подставиться, а потом «умереть». Покойника на допрос не вызовут и не осудят. Я ему сказал:

– Федор, из-за тебя стартовали неприятности. Сиди тихо. Не высовывайся. Через несколько лет дам о себе знать.

Но он…

– Федя знал, что вы живы, – ахнула Настенька.

– Да, – кивнул тренер, – на разговор со всеми у меня времени не было, я велел ему тебя и Веру успокоить.

– Он нам ничего не сообщил, – возмутилась Сиротина, – мы плакали каждый день.

– Мерзавец, – сказал хозяин кабинета, – я не знал, что он творит, мне лишь недавно доложили, как Стентин убил Веру.

Анастасия резко подалась назад и ударилась затылком о стену.

– Фокину? За что?

– Вера не верила в смерть Поморова, – грустно объяснил тренер, – она проявила активность, нашла мою жену. Вижу на твоем лице вопрос: почему вы ничего о Галине Михайловне не знали? Отвечаю. Моя работа опасна. Что бы там ни врал Федор, я очищаю мир от преступников, жестоких убийц, насильников, педофилов. Стентин не мог ничего обо мне в ФСБ узнать, потому что мои группы тщательно законспирированы, а я подчиняюсь лишь одному человеку. По какой причине такая секретность? Подумай, что случится, если преступник уйдет живым, поймет, кто хотел его устранить, и выяснит сведения о моей семье. Галину сразу убьют. И сына тоже. Вот по этой причине у нас брак гражданский. Почему Галя открыла вам правду? Потому что я велел ей объяснить, что она моя гражданская жена, Поморов умер. Я сначала не собирался говорить вам о том, что смерть тренера ненастоящая. Но вскоре понял, что это неверное решение, и связался с Федором. Вера же отыскала Галину Михайловну Лапину, это не сложно, супруга не скрывается, прописана в Москве, Вера приехала к ней домой, плакала, рыдала, умоляла сказать ей, что произошло. Галина оставила ее ночевать, связалась со мной, объяснила ситуацию. Я поразился, что Федор ослушался приказа. Утром супруга рассказала гостье всю правду, попросила ее проинформировать тебя, велела держать язык за зубами. Хорошо зная и тебя, и Веру, я не сомневался, что вы даже под пытками не выдадите меня. Но не предусмотрел, что у Фокиной начнется истерический припадок. Когда Галина, окончив рассказ, вышла в туалет, Вера схватила телефонную трубку. Жена услышала голос Фокиной: «Федор, еду к тебе! Знаешь, какую новость несу! Подонок, мерзавец, ты всегда все знал». Галина не могла сразу выскочить из туалета, ей потребовалось для этого несколько минут, но Фокиной уже и след простыл. Вере предписывалось на следующий день позвонить Галине Михайловне и спросить: «Клиника «Гипайл»?» Это являлось бы подтверждением того, что ты теперь тоже все знаешь, успокоилась, ожидаешь моего возвращения, но Фокина не объявилась, Галина подождала два дня, набрала телефон квартиры Веры, подошла ее соседка по коммуналке, Галя сказала:

– Позовите Веру Фокину.

– Кто ее спрашивает? – ожидаемо поинтересовалась женщина.

– Из стоматологической поликлиники, – ответила Галина Михайловна, – напоминаем о приеме у доктора.

– А ее нет, ушла из дома и не вернулась, – буркнула тетка, – не ночует.

Галина поговорила с соседкой и поняла: Вера исчезла в тот день, когда звонила Федору и обещала ему рассказать тебе все. Стентин не хочет больше работать в моей группе и не желает, чтобы любовница вернулась к прежнему занятию.

– Он давно ищет для нас другую квартиру, – пролепетала Анастасия, – я у него спрашивала: денег на более просторное жилье нет, сможешь такую же халупу, как сейчас, взять, только в другом районе. А он уперся, твердит, что решил переехать, выставил квадратные метры на продажу, но их никто покупать не собирается. А еще придумал зачем-то фамилию свою изменить на Стен, имя на Филипп. Сейчас соображает, как это сделать. Он…

– Глупец и убийца, – перебил Ершов, – решил спрятаться от меня, думает, я его накажу. Идиот надеется, что я не найду его, если он переедет и у фамилии хвост отрубит. Да уж! Взрастил чудо-юдо своими руками. Не стану пачкаться. Пусть живет, сам с ним более дел иметь не желаю. И я боюсь за тебя. Сорвешься, как Фокина, наговоришь мужу в лицо чего не надо и последуешь вслед за Верой и Антоном. Человеку трудно убить первый раз, во второй легче, а в третий само покатит. Тебе нельзя домой. Я подготовил тебе квартиру, вот ключи. Езжай туда. Одна.