Одержимые Зоной - Анна Китаева

— Можно вопрос? — быстро ввернула она. — Мы вообще-то одного человека разыскиваем, потому и пришли сюда. Мальчика… подростка четырнадцати лет. Его зовут Матвей… хотя он мог своего имени и не помнить… ну, неважно. Важно вот что — его родителей… ну, приёмных родителей, четыре года назад убила химера. Здесь, в вашей деревне. Где он? Где Матвейка?

Хозяин дома методично кивал в такт торопливым словам Мышки, и девушка уже уверилась в том, что всё это ему известно. Однако вместо того чтобы тотчас ответить ей, Семён озадаченно нахмурился.

— Четырнадцати лет? У нас таких нету. Старше — пожалуйста, вон Никите моему шестнадцать. Есть и мелкая детвора, десятилетки, а от двенадцати до четырнадцати как раз дыра.

— Он здесь! — настойчиво повторила Мышка. — Послушайте, может, я не с той стороны начала… Дело не в возрасте! Болотный Доктор сказал, что Матвейка жил у него после того, как погибли родители. Полгода он провёл у Доктора, а потом вернулся…

Внезапная мысль ожгла Мышку как кипятком. А что, если Матвейка не вернулся? Вдруг он не прошёл «карусель»? Лёгкого мальчишку могло вынести на край аномалии и разорвать в клочья! До сих пор Мышке такое не приходило в голову.

У неё потемнело перед глазами, голова закружилась, и Мышка сообразила, что теряет сознание.

Ну ёшкин же кот! Чтоб не сказать хуже.

Мышку уложили на диван с мокрым платком на лбу. Мария, до сих пор молча сидевшая на своём месте, суетилась и хлопотала над ней.

— Успокойся, деточка! Ты часом не беременная? Нет? Приподнимись, водички выпей… Хорошо… Ложись обратно, вот так, я помогу… Да что ты распереживалась-то? Ну да, вернулся Тимошка сюда, домой, мы уже думали, что не вернётся, а он вернулся. Дело давнее, столько лет прошло, уже и подзабылось, хотя страха мы тогда все натерпелись выше крыши… Ой, кошмар! С тех пор и караул на входе держим, с той химеры проклятой. Ну, из-за бандитов тоже, само собой…

— Помолчи-ка, хозяйка, — недовольно осадил жену Семён. — Затараторила, понимаешь.

Он перевёл взгляд на Каймана.

— Спрашивай лучше ты, Геннадий. У меня от бабьего тарахтения мозг отключается.

— Спрошу, — кивнул сталкер. — Значит, было такое дело, что на деревню напала химера?

— Было, — подтвердил хозяин.

— И убила нескольких человек? Четверых или больше?

— Троих, — поправил Семён. — Лымарей, мужа и жену. И Василия полоумного, он к тому времени совсем спятил, жил один в шалаше, как первобытно-общинный человек…

— Только троих? — перебил его Кайман. — Послушай, Семён, это для нас действительно важно. Значит, четыре года назад здесь появилась химера, и это был единственный подобный случай?

— Единственный, — твёрдо сказал Семён. — Ещё чего не хватало, чтоб мы второй раз такое допустили! Поставили сторожа у того места, где из «карусели» выбрасывает. Мы бы и раньше сторожили, так кто же знал, что зверюга в «карусель» полезет? Но с тех пор у нас всё чётко. В любую погоду, в любое время дозорный имеется, и не уходит, пока его не сменят. Уже восемь лет такой порядок заведён и соблюдается. Я сам слежу.

— Почему восемь? — не понял Кайман. — Если с появления химеры, это четыре года выходит?

— Потому восемь, что химера к нам залезла восемь лет назад, — как непонятливому, растолковал ему хозяин. — Я на память не жалуюсь, все свои прожитые годы помню. В июле было дело, среди ночи. Тварь паскудная пообнюхалась по округе и двинула в деревню. По дороге сожрала Василия в его шалашике, а потом забралась в первый же дом, к Лымарям то есть. На крики мы к ним сразу прибежали, только взрослых химера уже задрала, а вот пацан их выжил.

— И что он потом? — спросил Кайман, уже догадываясь, что услышит.

— Наружу дёрнул, в Зону, — пожал плечами Семён. — Полгода где-то валандался, потом вернулся, а потом опять ушёл. Был такой слух, вроде он в сталкеры подался. Что-то я в толк не возьму, это, значит, вы Тимофея ищете? Так ему уже давно не четырнадцать, ему уже лет девятнадцать небось исполнилось.

— Двадцать, — механически поправил Кайман.

Он чувствовал себя примерно так же, как давеча в «карусели». Выдернули у тебя почву из под ног, летишь вверх тормашками — и не знаешь, где приземлишься. Это что же получается? Получается, все их рассуждения оказались ложными! И ведь казались такими логичными, такими убедительными — а рассыпались в ничто, как обманчиво материальный столбик пепла от сигареты. Ах ты ж плешь его побери!

Был, выходит, один-единственный мальчишка — по имени Тимофей, по прозвищу Везунчик. Пережил жуткую трагедию, смерть родителей. Полгода кантовался у Болотного Доктора. Вернулся в родную деревню. В шестнадцать лет ушёл из дома и с тех пор не возвращался. Год примерно ходил в отмычках, а затем скорешился с Кайманом и три года пробыл его напарником. И в неизбежных разговорах о житье-бытье рассказал свою историю с химерой как историю своего приятеля. Кайман не смог бы вспомнить в точности, когда это произошло и где — в бункере во время выброса или в баре за бутылкой водки. Может быть, Везунчик поведал Кайману об этом в самом начале их знакомства, вот и не захотел открывать свою боль случайному человеку.

Да и позже, когда они стали напарниками, Тим не слишком любил говорить о прошлом. Как и сам Кайман. У них всегда хватало насущных тем для общения. Незачем ковыряться в том, что было, особенно если от воспоминаний больно.

А в результате Кайман обманулся сам — и Мышку обманул. Посчитал одного своего напарника за двоих людей. За шестнадцатилетнего парня и за двенадцатилетнего пацана. Да, вот где вкралась ошибка! Почему-то у Каймана осталось впечатление, что Тим после смерти родителей ушёл из деревни в сталкеры, и было ему, соответственно, шестнадцать. А оказалось, что он убежал в Зону, жил у Доктора, вернулся домой и провёл в деревне ещё четыре года. Ну и какое это имеет значение?

Для Каймана — никакого. А для Мышки, которая погналась за призраком брата, а призрак взял да обернулся тенью совсем другого человека, разница оказалась критической. Не четыре года назад, а восемь. Не Матвейка, а всё тот же Везунчик.

И где теперь искать следы Мышкиного брата? Единственная ниточка привела в никуда.

— Слушай, Мышонок, — растерянно сказал Кайман. — Тимофей — это Везунчик. Только он один, а никакого второго мальчишки не было. И нет.

Мышка молчала. Она так и лежала на диване, несчастная и тощенькая, и напяленное на неё платье дородной хозяйки свисало до пола, как балахон. Сталкер попытался встретить её взгляд, но девушка упорно смотрела в потолок.

И что теперь делать? Кайман не знал.

— Вы вот оно что, — рассудил Семён. — Вы отдохните пока. Ночь уже на дворе, мы здесь ложимся рано. Электричество попусту жечь незачем, а телевизора всё равно нету. Завтра с утра виднее будет. Ты, племянник, давай тоже домой топай. А ну, хозяйка, стели гостям.