Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Да, там они и решили остановиться, вспомнил Куаутемок ученую премудрость, потому что место было похоже на родину племени — Ацтлан, — место, где живут цапли. От этого названия и пошло унизительное прозвище «ацтек», которым называли их когда-то сильные и многочисленные, а ныне низведенные до рабского положения народы.

Гордость за свой народ всколыхнула узкую грудь правителя, вырвав из нее сухой надрывный кашель.

За дверью завозились. Одна створка, грохнув по стене, откинулась в сторону, и в зал ввалился касик городской стражи, волоча за собой двух караульных. Те висели на его плечах сторожевыми псами, не решаясь ни остановить начальника, ни прервать его вторжение ударом копья. Вращая глазами и беззвучно разевая рот, касик двигался прямо к трону, с которого удивленно, но без страха взирал на него великий правитель. Что могло стать причиной такого неслыханного попрания дворцового этикета? Покушение?! Но зачем так прямо, в лоб. Военачальник прекрасно знал, стоит его ноге переступить невидимую черту, и тренькнет в амбразуре под потолком тетива, и глухо ткнется в грудь стрела, задрожит зеленое оперение. Какая-то важная новость? Но это должно быть что-то из рук вон, вроде пленения Кортеса и полного разгрома teules. Только вот что-то лицо у касика.

Мановением руки Куаутемок велел караульным отцепиться от касика. Тот мягко подломился в коленях и опустился к подножию трона.

— Кецалькоатль проснулся, — глухо пророкотал он и, немного подумав, добавил: — О великий правитель!

— Кецалькоатль? — переспросил Куаутемок. — Великий змей?

— Да, — донеслось с пола.

— И где же он? — одними губами улыбнулся правитель, чувствуя, как от нехорошего предчувствия холодеет нутро.

— Он напал на наших людей около Шальтокана и обратил их в бегство. А теперь дожирает тех, кто бежит по дамбе.

Куаутемок присмотрелся к распростертому на полу человеку. Нахлебался пульке сверх меры? С ума сошел? Вроде нет, в глазах горит огонек разума. Не шутит ли? Нет, не похоже. Таким не шутят. Но и Кецалькоатль. Правитель Мешико давно привык воспринимать богов как некий образ, абстракцию, идею, приспособленную для управления темным неграмотным народом. И вдруг Великий змей!!! С проворностью, которую его больное тело, казалось, уже не вспомнит никогда, Куаутемок вскочил с трона и сбежал по ступенькам, чуть не отдавив касику пальцы. Подлетев к окну, он высунулся из него чуть не по пояс и, изогнув шею под немыслимым углом, сумел добраться взглядом до ведущей на Шальтокан дамбы.

Дыхание перехватило, сердце окаменело и рухнуло вниз, наматывая на себя внутренности. По мощенной белым камнем дороге бежали люди. Белые одежды знатных мешались с серыми дерюгами простолюдинов. Мелькали в общей неразберихе плюмажи солдат, побросавших щиты и копья. Переворачивались и ломались простые волокуши и разукрашенные драгоценными камнями носилки. Катились по насыпям в воду неосторожные.

А сбоку от дамбы скользил, извиваясь длинным телом, морской змей. Время от времени он изгибал шею, скусывая кого-то из бегущих, и крик несчастного заглушался испуганным ревом толпы. Многие пытались убраться подальше от зеленой пасти, но деваться было некуда, люди на дамбе теснились плотнее, чем рыба в садках ловцов.

— Закрывай ворота!!! — тонким срывающимся голосом закричал Куаутемок. За спиной послышались торопливые шаги. Заскрипели воротные механизмы, створки начали сползаться, отсекая от спасения толпы людей.

Мирослав уклонился от падающего в воду тела охранителя и рывком перекинул себя через борт лодки. Кувырнулся через плечо и замер на колене, выставив вперед кинжал. Увидев всклоченную, покрытую лохмами тины бороду teule, гребец на носу отбросил весло, сиганул за борт и саженками погреб к недалекому берегу.

Мирослав проводил его таким холодным взглядом голубых глаз, что казалось, еще немного, и вокруг шустрого мешика начнут смерзаться льдинки.

Когда его бронзовая спина скрылась в тени нависающих над водой хитросплетений мостиков и настилов, Мирослав повернул голову и, не поднимая градуса взгляда, вперился в послов, съежившихся на широких, выстеленных тканью скамьях с резными спинками.

Высмотрел самого степенного, дорого одетого и умного на вид и, помогая взгляду блеском клинка, приморозил мешика к месту. Двум другим кивнул головой. Брысь!

Послы не заставили себя ждать. Даже не взглянув на растерянного и напуганного товарища и начальника, они перевалились через борт и по-собачьи поплыли к берегу. Не оглядываясь на них, Мирослав подобрал весло и, опустив его за борт, сильными взмахами погнал лодку подальше от Истапалана.

Минут через сорок, когда башни города стали напоминать черные зубы, впившиеся в нежно-голубой бок неба, Мирослав остановил лодку и положил весло на борт, лопастью наружу, чтоб вода не стекала на едва подсохшие камзол и панталоны.

За время их путешествия мешик немного пришел в себя и сидел на скамье прямо, словно шпагу проглотил. На Мирослава смотрел горделиво, выпятив вперед пухленький подбородок.

Ишь расхрабрился, подумал русич. Негоже. Чуть привстав, он молниеносно выдернул из ножен кинжал и ударил вельможу в лицо латунным навершием рукоятки. Тот хрюкнул и повалился на дно лодки. Воин спрятал кинжал в ножны и, одной рукой приподняв мешика за ворот, как нашкодившего котенка, швырнул обратно на лавку. Тот плюхнулся на толстый зад и заскреб ухоженными ногтями по гладкому дереву, пытаясь удержать вертикально не держащуюся на шее голову. Кровь из разбитой скулы потоками стекала на белоснежные одежды. Наконец послу удалось восстановить равновесие и разогнать окутавший сознание туман.

Вернувшись из благословенного полузабытья в жестокий мир, он с болезненной ясностью осознал, что с ним сейчас будет происходить. Пискнув совершенно не подобающим знатному касику образом, он вжался в резную спинку и даже подтянул колени к подбородку, от чего стал похож на напуганного мальчишку. Искра жалости проскочила в душе Мирослава, но он тут же прихлопнул ее подошвой воли и разума. Перед ним был враг, у которого нужно было получить важные сведения, и малейшая заметная со стороны слабость могла сгубить все дело.

Только вот как же его допросить? На мешикском он знает всего пару слов из ряда «подай-принеси». Русского этот шпынь[47]наверняка не разумеет, остается только испанский, которым за время общения с Мариной он овладел довольно сносно.

— Cómo te llamas?[48]— начал Мирослав почти ласково.

Напуганный мешик дернулся, словно его ударили кнутом, и закрыл голову рукой, но слова не проронил.

— No comprendes español?[49]— спросил русич суровей.

Посол уловил вопросительную интонацию и развел в стороны руки, одновременно мотая головой: мол, не понимаю.