В ад с "Великой Германией" - Ганс Гейнц Рефельд

А Бог молчит

19 марта 1945 г. Мы, замерзшие, лежим в кузове грузового автомобиля. Возникает страшный вопрос: что будет теперь с нами? Наконец приближается отставшая колонна. Я с несколькими ранеными выбираюсь из грузовика, и мы едем через Валгу в старый Орденсбург. Там остаемся в старой церкви (церковь Ордена). Здесь убрали все скамьи и положили на пол солому. На ней бок о бок лежат многочисленные раненые. Бог мой! Какое бедствие! Я осматриваюсь, но не вижу ни одного из знакомых. Несколько часов лежу с закрытыми глазами. Потом чувствую сильный голод. Из планшета я вытаскиваю банку масла и кусок хлеба. Я так голоден, что хлеб мне кажется сладким пирогом. Затем поворачиваю голову к алтарю, который освещен пробивающимися солнечными лучами. На нем — икона Божьей Матери с Младенцем. Окружают их толпы ангелов. Все, что позолочено, блестит и сверкает. Мы еще не были никогда так близки к небу, как здесь! Я так восхищен этой картиной, что вынимаю свою фотокамеру «Агфа» (приобретенную в Гут Весдельне) из футляра и фотографирую эту прекрасную картину. К сожалению, я так и не увидел этой фотографии. Я закопал пленку в саду моего дяди в Шверине с другими вещами, прежде чем убежать 1 мая 1945 года из военного госпиталя через Гадебуш — Роггендорф — Лассан от русских! Я выпиваю остаток воды из походной фляги. Раненых беспрерывно приводят в церковь, но я не вижу врачей, хотя санитаров здесь много. Наконец ко мне подходит какой-то санитар (что достойно записи, так как это событие спасло мне жизнь). Мочевой пузырь уже не в состоянии выдержать давления, и это становится совершенно невыносимым и даже болезненным! Санитар отвечает на мою просьбу и передает консервную банку с обрезанными зубчатыми краями. Теперь я пытаюсь помочиться, но лежа это сделать совершенно невозможно. Лежащие рядом вояки замечают мои усилия и делают разные глупые замечания! У меня ничего выходит, и я страшно мучаюсь. Наконец подходит санитар с двумя костылями, и я имею возможность встать. Едва я отошел несколько метров от церкви и остановился за большим каменным надгробьем, как загремела русская артиллерия, и затем тяжелые гранаты 15,2-см «черной свиньи» зашипели со стороны Бальги. Черные облика дыма указывали на то, где разорвались снаряды. Я кое-как отполз к церкви. Следующие осколки трещат уже на кладбище. У меня создается впечатление, что иван имеет своим ориентиром для пристрелки как раз эту церковь. Но в ней я чувствую себя спокойно. Я ложусь, прижавшись к мощной каменной стене, рядом с дверью. И снова бросаю взгляд внутрь на кафедру и алтарь. Солнечные лучи упали на фигуру Христа и позолоченных ангелов, и они ярко засверкали. Я невольно подумал: «Мой Бог, как ты можешь позволить, чтобы здесь происходило такое!» У меня перед глазами возникают маленькие дети, замерзающие на обочинах дорог, раненые, лежащие здесь, вообще все, кто испытывает сейчас бедствие и нужду. «Бог мой, ты покинул нас?» Но Бог молчит! Я невольно вспоминаю заглавие одной из книг о Первой мировой войне. Снова трещат осколки снарядов, которые пугают меня. Я оглядываюсь в поисках лучшего убежища. За надгробным камнем нахожу место, где могу «опорожняться». Наконец мне это удается, и облегчение приносит пользу! Внезапно подъезжает запряженная лошадью повозка. Кучер «хиви» прыгает с козел и кого-то ищет. Тут он видит меня, с черно-серебристой нашивкой на рукаве «Великой Германии», и кивает. Убедившись, что я ранен, он подходит ко мне, и я узнаю, что он послан для перевозки раненых из «батальона львов» «Великой Германии» отсюда в Розенберг. Там есть маленькая гавань, откуда корабли перевозят раненых в Пиллау. Так как в тот же момент церковь снова начинает обстреливать артиллерия, он быстро мчится к лошадям и успокаивает их. Затем подходит ко мне и помогает взобраться на козлы. Счастливый, я усаживаюсь там и вновь чувствую приступ боли. И затем слышу опять столь привычное ворчание в воздухе. Я вижу низко летящий штурмовик (Ил-2) с красными звездами на несущих поверхностях. Я вижу даже летчиков в кабине. И сразу же раздаются взрывы бомб, стук бортовых пушек — словно молотом по наковальне — и шипение ракет. Мне не очень-то приятно сидеть здесь так высоко на козлах. Если возникнет серьезная опасность, то я не смогу, как «хиви», спрыгнуть с козел. Но он внимательно наблюдает за самолетами и старается ехать так, чтобы повозку не было видно с воздуха, например под кронами деревьев. Когда самолеты улетают, он вовсю гонит лошадей. Наш путь ведет к заливу. Не больше километра остается до того места, где насыпь опускается к морскому берегу. Однако мы вынуждены время от времени останавливаться под деревьями, так как самолеты появляются вновь и вновь и стреляют во все, что движется по земле. А здесь много транспортных средств, часть которых закопана глубоко в землю. Я вижу бункер-землянку и узнаю флаг Красного Креста над ней. К нам походит офицер медицинской службы и интересуется, куда мы едем. Узнав, что в Розенберг, он просит захватить с собой тяжелораненого, с огнестрельным ранением в живот, солдата. Трое бойцов приносят полумертвого мужчину и осторожно кладут его позади на повозку. «Пожалуйста, не давайте ему ни пить, ни есть», — говорит офицер и затем спрашивает меня, кто дал нам приказ ехать в Розенберг. В ответ я объясняю ему: «„Хиви“ был послан командиром „батальона львов“ дивизии „Великая Германия“ подобрать раненых из дивизии и сопровождать их в Розенберг». Мой «хиви» погоняет лошадей, и мы едем дальше. Воздух на данный момент, кажется, чист. Теперь мы едем по берегу песчаного пляжа у залива. Там стоят орудия всех калибров: зенитные пулеметы, реактивный миномет и зенитные орудия. Кроме того, на обрывистом берегу стоят закопанные грузовики с боеприпасами и пустыми ящиками. Рядом с орудиями выкопаны индивидуальные окопы для тыловиков. Едем дальше, теперь уже по равнине. Совершенно ясно, что эту неприкрытую ничем местность все время бомбят и обстреливают самолеты. Мой последний бастион — это спина «хиви», защищающая меня от осколков. Время от времени небо очищается, но потом снова появляются самолеты и грохочут бомбы так, что закладывает уши. Я судорожно осматриваю небо. И вижу направляющийся к Розенбергу американский бомбардировщик «Бостон», бросающий на город бомбы. Взрывная волна доходит даже до нас. Все гремит и грохочет, когда бомбы взрываются и черные грибовидные облака поднимаются в воздух. Теперь прилетают русские самолеты и бросают бомбы на Бальга. Я вспоминаю о церкви, в которой лежат многочисленные раненые, и радуюсь, что больше не валяюсь там, в этой старой кирхе. Но здесь «хиви» поставил лошадей прямо под водосточный желоб, и вода вовсю льет на меня. Обе лошади, по-моему, глухие, так как они не реагируют ни на воду, ни на взрывы, бушующие вокруг. На воде залива я вижу только несколько лодок, и их тоже обстреливают летчики. Я оглядываюсь, и вслед за мной «хиви» поворачивает голову. К нам направляется целый эшелон самолетов противника, которые собираются бомбить Розенберг. Но они, конечно же, нас заметили. Мой бог! Что теперь будет? Самолеты летят над пляжем и берегом, по которому мы едем. Здесь у нас нет никакого укрытия. И я уже слышу, как стреляют по нам бортовые пушки и пулеметы. Их грохот заглушает даже шипение ракет. Маленькие облачка зенитных разрывов растворяются в небе под фюзеляжами самолетов. Проклятье! Когда вокруг нас начинают подниматься фонтаны грязи и песка, мой «хиви» кувырком прыгает с козел в одиночный окоп. Я вновь вижу пилотов в кабине машин, которые, слегка покачивая крыльями, улетают теперь от нас. Один из летчиков отделяется от эскадрильи и летит на более важную для него цель. Это артиллерийские позиции зенитной пушки калибра 8,8-см. Я вижу, как на прислугу орудия и лошадей обрушивается бомбо-штурмовой удар.