Господин мертвец. Том 1 - Константин Соловьев

Парень с мертвым улыбающимся лицом этого уже не увидит. Он умер не сразу, это Дирк понял по распечатанному индивидуальному пакету, бинт из которого трепыхался на ветру, все еще зажатый в мертвых пальцах, как крошечный флаг. Француз истекал кровью несколько минут, а вокруг него царил настоящий ад, и никто уже не обращал на него, умирающего, внимания. Он уже выпал из их жизни, хотя его сердце еще билось. Может, это он так отчаянно и долго кричал «Pierre, aide-moi!», призывая какого-то Пьера? Дирк не хотел гадать. Если и так, негодяй Пьер, бросивший своего раненого друга, вряд ли сможет долго наслаждаться жизнью. Скорее, он уже лежит в той же траншее, не успев далеко уйти, с распоротым пикой горлом или разорванным животом.

Дирк ощутил шевеление возле своей ноги и отскочил в сторону, схватившись левой рукой за рукоять кинжала. Казалось невероятным, что кто-то из находившихся здесь французов может быть жив, ведь он осмотрел каждого. Все они были несомненно мертвы, а глаз Дирка в таких вещах не ошибался. Еще больше он изумился, увидев, что шевелится тело капрала с двойным красным аксельбантом. Того самого, горло которого было изрезано осколками, а ребра смяты стальными сапогами. Люди не живут с подобными ранами. И уж точно не шарят вокруг себя руками, пытаясь отыскать точку опоры.

Когда капрал неожиданно сел, Дирк был настолько удивлен, что даже не вонзил ему в сердце кинжал, хоть и намеревался это сделать. Он никогда прежде не ошибался в таких вещах. Даже мысль о том, что человек в таком состоянии может шевелиться, была невозможна. Глаза капрала были открыты и смотрели прямо на него, но сейчас они были пусты, как два отверстия, ведущих в ледяную черную пустоту мертвого разума. Такое иногда случается у тяжело контуженных. Капрал смотрел сквозь Дирка, не видя его, и вряд ли ли этот ускользнувший из ада полутруп знал о его присутствии. Но когда его рот вдруг распахнулся, залив китель черной кровью, Дирк вздрогнул.

– Унтер-офицер Корф! Почему сидите на месте? Для вас война уже закончилась?

Голос капрала хрипел, кашлял и спотыкался, точно звучал со старой граммофонной пластинки, вздувшейся от времени. В этом не было ничего странного – лопнувшие легкие, проткнутые обломками ребер, не способствуют ясной членораздельной речи. Капрал стал вращать своими пустыми глазами, отчего показалось, что сейчас они выкатятся из орбит и упадут на землю.

Дирк, выхвативший из ножен кинжал, выругался.

– Мейстер?

– А кто еще, черт возьми? Святой Август? – каркнул мертвый капрал.

Проклятый тоттмейстер Бергер. Если бы сердце Дирка еще работало, сейчас оно стучало бы, как заводная игрушка. Шуточка вполне в духе тоттмейстера. Мейстер «Веселых Висельников» не отличался веселым нравом, но иной раз, под настроение, мог выкинуть какой-нибудь фокус, из-за которого обычные люди часто падали в обморок. Особенно когда был чем-то раздражен. Например, прошлой осенью, когда «Веселые Висельники» помогали под Лебекке сдержать прорыв французов, командующий местными частями майор, которому Бергер тогда формально был подчинен, распек его за то, что после очередного боя тоттмейстер не представил ему рапорта о потерях врага. Майор был старым, запекшимся в боях служакой с Железным крестом 2-го класса на кителе, а Бергер был крепко не в духе. За две недели тяжелых боев «висельников» крепко потрепало, французы перли вперед как одержимые, и, чтобы их сдержать, требовалось не воинство мертвецов, а сам Вельзевул с огненными вилами. В строю тогда осталась едва ли половина роты, а сам Бергер лежал с простреленной рукой. «Нужны сведенья о потерях? – спросил тогда тоттмейстер ледяным тоном, нехорошо прищурившись. – Я распоряжусь, чтобы их доставили, господин майор». Господин майор с достоинством кивнул. Если до него и доходили слухи о специфическом чувстве юмора тоттмейстеров, вряд ли он придавал им большое значение.

Но ему пришлось изменить мнение, когда в дверь его штаба среди ночи забарабанили чьи-то руки. Перепуганный караул доложил нечто ужасное – штаб окружен французами, но французами совершенно мертвыми. Майор согласился с тем, что сведения о потерях будут доставлены незамедлительно, но тоттмейстер оставил способ доставки на свое усмотрение. Штаб батальона был взят в клещи мертвецами. Посеченными осколками, хромающими на обрубках ног, лишившимися рук и внутренностей. Это была настолько жуткая картина, что караул сбежал, не разбирая дороги, а несчастный «господин майор» с Железным крестом 2-го класса и его адъютанты забаррикадировались в штабе.

Их ожидала долгая ночь. Один за другим мертвецы подходили к запертой двери, скреблись в нее закостеневшими руками и хрипели в щель, произнося свое имя и часть. У майора была отличная возможность составить впечатление о французских потерях из первых уст. Но он не воспользовался ею. К утру, когда мертвецы, выполнив свою задачу, попадали и сделалось возможным открыть наконец дверь, подчиненные нашли майора в состоянии помутившегося рассудка. Он никого не узнавал, вздрагивал от каждого звука и, конечно, к управлению войсками был непригоден. Через день его отослали на излечение, как повредившегося разумом вследствие долгих и тяжелых боев. Кажется, даже наградили еще одним Железным крестом. Прибывший ему на смену офицер к чувству юмора тоттмейстеров относился куда как осторожнее. И отношений с Бергером старался не портить.

Вот и сейчас Бергер пребывал не в духе, оттого выбрал подобный способ общения. Видимо, «висельники» потратили больше времени, чем ожидалось, и каждая минута, истраченная ими впустую, приближала тот момент, когда ленивые лягушатники одумаются, сообразят, что произошло, и задавят штурм в зародыше.

– Ожидаю отделение Тоттлебена, чтобы возглавить его и продолжить штурм, – доложил Дирк. Докладываться мертвому французскому капралу было непривычно, особенно учитывая его пустой взгляд и густую кровь, застоявшуюся во рту, которая текла по подбородку через промежутки в зубах. – Половину взвода отрядил на левый фланг, там у нас затор. Крейцер слишком забрал влево и…

– Я знаю, – отрезал тоттмейстер. – Он тоже выполняет свою задачу.

Бергер сам разрабатывал план штурма и не мог не заметить самовольного маневра Крейцера, который подставил под удар «листья» Дирка. Но сейчас он не считал нужным делиться своими соображениями с Дирком. Это было разумно. Ни один из боев не развивается так, как запланировано, и стрелки на карте часто так и остаются бессмысленными линиями, имеющими такое же отношение к происходящему, что и каракули ребенка. Если мейстер считает, что Крейцер нарушил его указания и этим поставил под угрозу всю операцию, он разберется с унтером, но сделает это лишь тогда, когда над траншеями воцарится тишина. А до тех пор никаких взысканий и ссор между офицерами. Дирк находил этот подход правильным.

– Остальные справляются? – спросил он. С левого фланга доносилась постоянная стрельба, и в изломанных траншеях, искажавших любые звуки, было непонятно, что происходит у Ланга и Йонера.

– Йонер закрепился, – прохрипел мертвый капрал, тараща пустые глаза. – У Ланга хуже. Они вскрыли свежую траншею, о которой мы не знали, и попали под сильный отсечный огонь. Йонер попытается помочь им. Но у вас другая задача, унтер.