Изгнанник - Жюльетта Бенцони

Очень мрачный бальи, который, к счастью, в эту ночь гостил у них в замке, где они обсуждали новые планы поиска, не скрывал своего пессимизма:

– На Мальте и у берберов я приобрел некоторые навыки в медицине. Но, к сожалению, их недостаточно, чтобы спасти беднягу! Ему бы надо… лучшего врача, который только есть в мире, иначе я боюсь, что…

– У нас нет времени, искать по всему миру! – ответил Феликс. – В Сен-Васте есть один доктор, и ему нет цены. Это доктор Аннеброн. Он закончил медицинский факультет в Эдинбурге, перед тем как отслужить во флоте, а потом приехал в эти края и заменил покойного доктора Тостэна. Кстати, он домашний доктор в Тринадцати Ветрах…

– Вы думаете, что будет лучше отвезти его в усадьбу? – спросил Сэн-Совер с кислой миной. – Мне кажется, что даже в таком состоянии его там могут не принять…

– Уверяю вас, – взорвался Феликс, – Агнес не посмеет запретить ему вернуться в свой дом! Иначе ее осудит половина жителей округи. Многие еще помнят, чья она дочь. То, что она сделала, конечно, недопустимо, и я возьмусь за нее!

Внезапно он замолчал: слабый, едва слышимый голос Гийома раздайся со дна лодки.

– Феликс! – прошептал он, и на его лице появилось подобие улыбки. – Я больше не надеялся, услышать твой голос… Отвези меня… к Пьеру Аннеброну!.. Я не хочу… чтобы Элизабет видела меня… таким.

Приступ кашля не позволил ему продолжить.

– Давайте побыстрее! – посоветовал бальи. Чтобы быть уверенным в том, что Николя впредь проникнется к ним уважением и не будет причинить больше зла, и отчасти для того, чтобы успокоить нервы, Феликс мощным ударом кулака в челюсть уложил его на траву, а затем прыгнул в лодку. На этот раз Сэн-Совер, вооружившись шестом и стоя на корме, взялся грести. Голова Гийома покоилась на коленях Катрин. Девушка рыдала, не сдерживая слез. Она не сожалела о том, что сделала для спасения этого человека, но так к нему привязалась за все это время. Когда на другом конце болота они пересели в коляску, подъехавшую так близко, как только было возможно, чтобы колеса не увязли в рыхлой и влажной земле, наступило время прощаться. Естественно, навсегда, и эта мысль разрывала ей сердце. Сперва она было подумала попроситься, чтобы ее увезли вместе с ним, но к чему? Что могло ее ожидать? Фартук горничной? Служанка в чужом доме в окружении незнакомых людей? До того как в ее жизни появился Тремэн, у нее не было никого, кроме Николя. А сейчас он так в ней нуждался. Как-нибудь его гнев пройдет – она в этом не сомневалась, – и он будет счастлив, что она осталась с ним.

Может быть, ей даже удастся уговорить его покинуть этот злосчастный остров, совершенно непригодный для жизни и к тому же вредный для здоровья. Они прожили эту зиму в таком кошмаре, что хорошо было бы переехать в ее маленький домик недалеко от песчаного карьера, где можно прекрасно устроиться! Возможно, ей даже удастся приручить его и сделать не таким диким…

Пока плыли в лодке, Катрин, держа голову Гийома у себя на коленях, не смела шелохнуться, так и сидела молча и только гладила его руки. Потом Феликс взял его на руки, чтобы перенести в коляску, и она отпустила его, оставшись сидеть неподвижно в лодке. Бальи склонился над ней, пытаясь вывести ее из состояния оцепенения, предложил ей руку, чтобы помочь выйти из лодки, со всей грациозностью, на которую только был способен:

– Вы совершенно обессилены, бедняжка! Скажите, вы в самом деле решили туда вернуться?

Сова медленно обернула к нему свое нежное лицо и очень серьезно на него посмотрела. В ее чистых глазах было столько слез, что они стали похожи на две лужицы, в которых отразилось небо.

– Так нужно, месье! Николя – единственное существо на всей земле, которое нуждается во мне. Я не могу его покинуть.

– Эти чувства делают вам честь. Я очень надеюсь, что ваш друг сможет оценить вас По достоинству. Ему Повезло в этой жизни гораздо больше, чем он думает…

Расположив наконец Гийома в большой коляске, специально сделанной для больших путешествий, Феликс подошел к ним. Он достал из кармана туго набитый кошелек и хотел вложить его в маленькую руку, кожа на которой была потрескавшаяся и ногти на пальцах отломлены, но Катрин благородным жестом отодвинула его:

– Благодарю вас, месье, но я просто хотела спасти месье Тремэна, а не продавать его…

Она взяла длинный шест, воткнула его в песчаное дно у берега и, оттолкнувшись, направила лодку в глубь болот. Потревоженная утка из прибрежных зарослей камыша взлетела над ее головой с протестующим криком.

– Просто удивительно, – сказал бальи, глядя на ее удаляющийся силуэт, – но все-таки можно встретить высокое благородство даже у самых обездоленных женщин в Нормандии…

– Намного чаще, чем у самых знатных, – подтвердил Феликс.– Бывшая мадемуазель де Нервиль может брать пример с этой девушки. Но пойдемте скорее, месье бальи, мы теряем время!

Высокий, как один из его нормандских шкафов, к которым он питал расположение, соответствующего телосложения и наделенный недюжинной силой, доктор Пьер Аннеброн производил солидное впечатление. Тот, кто не был с ним знаком и судил бы только по его внешнему виду, мог подумать, что перед ним каменщик, под руками которого вырастают кафедральные соборы, или один из тех знаменитых «мастеров топора», что во времена Короля-Солнце возводили для месье де Кольбера корабли-красавцы с высоким бортом или быстрые галеры. Кровь победоносных викингов играла в этом светловолосом гиганте, способном голыми руками завязать в узел подкову. В то же время пальцы его были легки, искусны и вполне сравнимы с тонкими пальцами кружевниц, так как умели выполнять весьма деликатную и тонкую работу: принять у женщины роды, обработать кровоточащую рану, а также – и это было любимым занятием доктора, которому он посвящал свой редкий досуг, – конструировать миниатюрные копии старинных лучших кораблей – они очаровали его с самых юных лет. Жизненный путь, что привел Пьера к сегодняшнему его состоянию, имел некоторую схожесть с Гийомом Тремэном, которого он был старше на три или четыре года. Сын одного доктора из Шербурга, женатого на шотландке, Пьер остался без отца в возрасте семи лет. Так же как и Матильда Тремэн, которая не смогла полюбить Канаду, его мать, Мэри Кейтленд, так и не смогла привыкнуть к Нормандии, поскольку Климах казался ей слишком теплым, и тайно вздыхала по волокнистым туманам своей родины. Овдовев, она поспешила вернуться в Дунбар, в свой отеческий дом, где в то время жила ее собственная мать в компании с престарелой тетушкой.

Эта исключительно женская атмосфера совершенно не годилась для воспитания маленького мальчика, который, находясь у подножия разрушенного замка, где Мария Стюарт и ее третий муж Босуэл боролись против восстания, поднявшегося из-за их женитьбы, скучал по своим горам Рауль, по своему саду, в котором старая смоковница раскинула свои мощные ветви, и по загадочным муаровым отблескам, появляющимся на волне, когда солнце спускается в море, чтобы там заснуть. К счастью, рыбачьи лодки Дунбара позволяли ему удовлетворить страстное желание попробовать себя в мореплавании. Это желание в душе его встречало сопротивление не менее страстного желания пойти по стопам своего отца и стать врачом…