Бедные-несчастные - Аласдар Грэй

Я судорожно глотнул воздух. Позже мне говорили, что только в английском языке есть слово, обозначающее телесную любовь, которое используют и как существительное, и как глагол, и как прилагательное, — непристойное, запретное слово. С малых лет я то и дело слышал, как его употребляли батраки на Уопхиллских фермах, но и мама, и Поскреб, услышь они его от меня, дух из меня бы вышибли. Бакстер, однако, улыбнулся, как будто прозвучало волшебное слово, избавляющее нас от всех напастей. Генерал побледнел так, что его седые усы и борода стали темнее лица. С полузакрытыми глазами и разинутым ртом он заковылял куда-то боком, пока не наткнулся на Приккета, потом его повело в сторону Граймса, и наконец, поддерживаемый ими обоими, он на дрожащих ногах направился к двери, которую услужливо придерживал Мэхун. За ним медленно, как лунатик, проследовал мистер Хаттерсли, но прежде чем Мэхун закрыл за ним дверь, он повернулся к нам и протяжно, со стоном в голосе проговорил: — Нет, это не дочь Блайдона Хаттерсли.

И вот все они ушли.

— Хорошо, — сказал Бакстер мгновение спустя, убедившись, что температура и пульс Беллы не внушают опасений. — Я думаю, генерал согласится на раздельное проживание без скандального развода. Это, конечно, означает, что вы с Беллой не сможете пока пожениться, но развод серьезно осложнил бы карьеру начинающей женщины-врача у нас в Шотландии. Благоразумное конфиденциальное соглашение будет лучшим выходом для вас с Беллой, пока генерал Коллингтон не умрет от естественных причин.

Но через два дня газеты объявили, что генерал Коллингтон найден мертвым на полу оружейной комнаты своего загородного дома в Лоумшир-даунс*. Револьвер в руке и угол, под которым пуля пробила череп, исключали возможность несчастного случая. Как заключил коронер, он умер «в состоянии душевного расстройства», поэтому его похоронили по англиканскому обряду, но без официальных почестей. Лондонская «Тайме» в некрологе писала, что, по всей видимости, избрать «конец римлянина» его подвигли политические неурядицы, и намекала, что винить в его смерти следует Гладстона.

Читатель, мы поженились, и мне мало что осталось сказать. Наша семья процветает. Наша общественная служба приносит пользу и получила признание. Доктор Арчибальд Свичнет — председатель Городской комиссии по благоустройству; доктора Беллу Свичнет, известную по руководству Гинекологической клиникой имени Боглоу Бакстера, фабианским брошюрам и деятельности в поддержку предоставления женщинам избирательного права, приглашали для выступлений чуть ли не во все европейские столицы, и ее старый знакомый доктор Хукер сейчас готовит ее лекционное турне по Америке. Когда приятели в городском «Клубе искусств» посмеиваются над тем, что моя жена более знаменита, чем я, у меня всегда наготове ответ: «Одной знаменитости на семью вполне довольно». Верю, что наши сыновья оценят флегматичного отца как необходимый противовес блестящей, не укладывающейся в привычные рамки матери. Верю, что их мать думает обо мне именно так. Она — наполненный ветром парус, элегантная оснастка и деятельная, залитая солнцем палуба нашей супружеской яхты; я же — крепкий подводный корпус со скрытыми от глаз балластом и килем. Это сравнение преисполняет меня глубокого довольства.

С тяжким сердцем приступаю я теперь к описанию последних дней того, кто навсегда останется для меня лучшим и мудрейшим из людей.

На следующий день после нашей победы над генералом Коллингтоном в телесном здоровье Бакстера произошло ухудшение, степень которого он тщательно скрывал даже от близких людей. Он позвал нас к своей постели, объяснил, что на несколько недель ему понадобится покой, и попросил поставить приборы, необходимые для его питания, на скамью подле кровати. Мы так и сделали. Счастье превратило нас с Белл в эгоистов — мы получали больше удовольствия от еды, не ощущая неприятных запахов с его конца стола и не вздрагивая от его резких, неожиданных отлучек к дистилляционной установке. Через неделю мы уехали за границу на медовый месяц. Когда мы вернулись, Белла возобновила учебу на курсах медицинских сестер в больнице на Дьюк-стрит, я — работу в Королевской лечебнице, потому что планы, которые мы для себя строили, нельзя было осуществить немедленно. Каждый вечер перед сном мы час или больше проводили у постели Бакстера: я играл с ним в шахматы или криббидж, Белла обсуждала свою работу. Порой она приходила из-за нее в бешенство. Мисс Найтингейл выстройла британскую сестринскую службу наподобие армии, для которой она первоначально была предназначена. Врачи соответствуют офицерам, старшие сестры — сержантам и старшинам, младшие — рядовым. Нижестоящие редко сами обращаются к вышестоящим, поскольку их мыслительные способности сознательно почти не используются. Я видел смысл и благоразумие такого порядка, но благоразумно молчал, потому что Белла не могла их увидеть. Бакстер убеждал ее:

— Не ссорься с учреждением, пока ты не узнала досконально, как оно действует. Используй тем временем свой свободный разум, чтобы спланировать дело лучше.

Он указывал ей на слабые места в ее планах — не для того, чтобы отбить у нее охоту искать лучшие пути, а чтобы помочь ей сделать эти пути практическими. Гинекологическая клиника имени Боглоу Бакстера построена согласно принципам, обсуждавшимся весной 1884 года. К тому времени нам уже стало привычно, что Бакстер не встает с постели. Он не открывал тайн своего обмена веществ, и мы были бессильны ему помочь.

Однажды утром, когда я уходил на работу, миссис Динвидди подала мне записку от него.

Дорогой Арчи! Пожалуйста, попроси сегодня кого-нибудь тебя подменить и зайди ко мне точно в полдень. Хочу побеседовать с глазу на глаз. Белла о нашем разговоре пока что знать не должна. Прости за беспокойство — это в последний раз.

Твой Б.

Меня обеспокоил дрожащий и корявый почерк записки, а также то, что он назвал меня по имени, а не по фамилии. Этого я за ним не помнил. В полдень я поспешил домой и увидел в вестибюле миссис Динвидди. Лицо у нее было заплаканное, и она сказала:

— Я только что помогла мистеру Боглоу одеться и перейти в старый кабинет сэра Колина. Вы ему очень нужны, доктор Свичнет. Идите скорее. Я побежал.

Открыв дверь, я услышал смесь глухого стука, жужжания и струнного звона, в которой угадывалось чудовищно усиленное биение человеческого сердца. Звук исходил от Бакстера, который сидел за столом, стиснув его края изо всех сил, так что жуткая дрожь, сделавшая черты его лица неясными, рукам не передавалась.

— Быстро! Укол! Подкожно! — прозвучал его искаженный дрожью голос, и он повелительно мотнул головой. Перед ним на подносе лежал наполненный шприц, рукав рубашки на одной руке был закатан. Я взял шприц, ухватил двумя пальцами кожу и сделал ему инъекцию. Через несколько секунд дрожь прекратилась и ужасный звук сделался тише. Он вздохнул, вытер лицо платком, улыбнулся и сказал:

— Спасибо, Свичнет. Молодец, что пришел. Я тут умирать собрался.

Я сел и заплакал, не в силах сдерживаться или прикидываться, что не понял. Улыбка его стала шире, он похлопал меня по плечу со словами: