Охотник за смертью - Наталья Игнатова

Что замыслил Сенас? Зачем ему это представление? Или он, распределив всего себя между четырьмя смертными, действительно потерял разум? … Ах-ха, двое новичков – муж и жена. То есть, они тоже связаны между собой, пусть и не узами крови.

– На нашей стороне власть единения, – торжественно говорил Ученый, – власть, которой лишена природа вампиров…

В словах его была настолько мрачная ирония, что Альгирдас, наверное, не принял бы ее даже в часы обостренного человеконенавистничества.

«Власть единения!» Бедняга, ты даже не подозреваешь, насколько прав. Насколько вы четверо едины. И подчинены чужой власти… И все же кто? Кто из них? И зачем?! И кого они собрались поймать?

Если слушать и верить тому, что слышишь, люди, собравшиеся в кабинете Лекаря, кажутся во всем подобными своим современникам. Такие же здравомыслящие, как Орнольф, не способные увидеть леса за деревьями, свято верящие в силу науки и закрывающие глаза на ее, науки, слепоту.

Орнольф… проклятье, как тебя не хватает сейчас! Капелька чародейства совсем не помешала бы. Ну да, если только рыжий сам еще верит в чары.

Такое впечатление, что они там убеждают себя в существовании вампиров. По крайней мере, одного. Того самого чародея, или кто он там? …Как-как вы сказали, господин Ученый? «Выродок природы»? Сильно. Эй, Сенас, тебе не икается?..

Демонстрируя слушателям золотое распятие, Ученый высказался в том смысле, что для защиты от вампиров этот священный символ мало пригоден. И был, безусловно, прав. Альгирдас чувствовал себя единственным на всю планету упырем, близко к сердцу принимающим силу христианских святынь…

И вот в этом что-то было… Какая-то мысль. Мелькнула и исчезла, пока он втягивал голову в крылья, защищаясь от света распятия…

Услышанное далее заставило Альгирдаса свеситься над окном во весь мышиный рост и насколько возможно растопырить уши-лопушки. Будь его тело сейчас хоть сколько-нибудь гуманоидным, он, наверное, потер бы руками… лапами? щупальцами? словом, потер бы глаза и потряс головой, чтобы в ней разместилось столько невероятных новостей.

Эти шестеро смертных, четверо из которых сами были упырями, намеревались поймать господаря Дракулу. Влада Третьего! Ай, молодцы!

Глубоко чтимого Альгирдасом владыку Валахии убили четыреста лет назад. Четыреста десять, если уж быть точным.

Он, конечно, еще тот был кровопийца, но это – неотъемлемая черта любого правителя. А после смерти господарь Дракула вел себя вполне пристойно. В смысле, никак он себя не вел. Погиб и погиб. О том, чтобы сей достойный муж упокоился с миром, Альгирдас позаботился лично. И тому было две причины. Первая заключалась в том, что Влад был предпоследним на Земле настоящим Старейшим, хозяином своей земли, плотью от плоти ее и кровью от крови. Последним был сам Альгирдас Паук, посему питал он к господарю вполне объяснимую симпатию. Вторая же причина его личной заинтересованности во Владе Третьем состояла в том, что замок, выстроенный над Арджешем, сцементированный человеческими жизнями, стал своеобразным порталом из этой реальности в ту, где жил… совсем другой Влад Третий.

Ох… Как любит говорить Орнольф: тут выпить надо, чтобы разобраться.

Тот, другой, нездешний, вообще не был человеком. Фейри он был. Причем таким фейри, перед которым снимают шляпы разные там Сенасы. Он прожил свой срок в смертном теле, освободился от плоти и живет теперь, как подобает существу его порядка. А, будучи смертным, успел родить сына. Того, кого Гвинн Брэйрэ долго считали владыкой Тьмы, и который оказался повелителем стихий. Жемчужным Господином, если говорить на языке самих фейри. Змея родил, одним словом.

Какова была природа связи между той, недосягаемой реальностью, и этой, родной, Альгирдас не взялся бы объяснить, даже если бы выпил два раза по столько, сколько мог осилить Орнольф. Но факт оставался фактом: связь эта существовала. И здешнему Дракуле жители здешней Валахии приписывали сверхъестественные возможности, а нездешнего жители той, другой Валахии, считали обычным человеком. И наоборот. И если долго об этом думать, то запросто можно запутаться окончательно и тихонько сойти с ума. Хм! А может, Сенас как раз очень долго об этом думал? Ему-то еще хуже. Он, мразь, сам бродит между реальностями, а не только сказки слушает. Думал-думал Сенас, свихнулся, и теперь Дракулу ловит.

Паук, угомонись. Подумай, зачем Сенасу Дракула? Даже если предположить, что отец Змея за каким-то гадом явился сюда…

Внизу грохнуло. Рядом с ухом что-то свистнуло. Зазвенело разбитое стекло, осыпаясь градом осколков.

Альгирдас, оглушенный, ошеломленный, метнулся от окна. Заполошно хлопая крыльями, сделал круг над человеком с дымящимся пистолетом в руках. Он потерял ориентацию, почти ничего не слышал, поэтому наугад полетел прямо вверх, молясь о том, чтобы ни за что не зацепиться.

Свалившись в колючие кусты за оградой, он обернулся котом. А потом долго еще нервно вздрагивал и тряс головой, чтобы прочистить заложенные от грохота уши.

Стрелял в него Пастух. Умудрился подкрасться незамеченным. Хотя, если ты, Паук, еще разок так же глубоко задумаешься в непосредственной близости от Сенаса, к тебе не то, что Пастух, к тебе отряд конной гвардии незамеченным подберется. С трубами и барабанами. Болван!

Интересно, сколько раз за сегодня довелось награждать себя разными нелестными характеристиками? Раз сто, наверное. Все идет как-то… как-то не так. И, вроде бы, ничего еще не случилось. А чувство такое, будто уже поймали и бьют.

Эти смертные, они слишком много всего напридумывали. Железная дорога позволяет им путешествовать немногим медленнее, чем путешествуют фейри через Межу. Огнестрельное оружие разит на расстоянии не хуже заклинаний. Телеграф успешно заменяет собой паутину. Чародеи растеряли все свои преимущества, маленький народец учится жить по законам смертных, а Паук, – непобедимый и грозный Паук, защитник человечества, – сидит в кустах заброшенного сада и никак не может прийти в себя после грома пистолетного выстрела! Как же Орнольф привык ко всему этому? Как у него получилось?

И как без него тяжело.

Самое время начать жалеть себя, когда еще столько всего нужно сделать.

В голове все еще слегка звенело. Облик летучей мыши привлекателен в первую очередь очень тонким слухом, и надо же было попасться именно на этом. Так что Альгирдас не сразу понял, что к неприятному звону примешивается очень знакомое ощущение, тоже отчасти похожее на шум крови в ушах и означающее, что где-то рядом упырь пьет кровь.

Где-то? … Где?! Да в лечебнице же, будь она неладна!

На то, чтобы перемахнуть через ограду и вернуться к лечебнице потребовалось меньше минуты. Но входная дверь оказалась защищена подвешенным на притолоке распятием, а окна закрывали толстые решетки, и снова пришлось оборачиваться мышью, взлетать… только для того, чтобы убедиться: в этом доме ожидали вампира, причем такого вампира, от которого надежнее всех засовов берегут христианские символы. Там, внутри, под защитой святынь Белого бога, упырь живьем пожирал человека, а Паук безнадежно бил крыльями в стекла, не в силах даже отвлечь внимание нежити.