Лучи уходят за горизонт. 2001-2091 - Кирилл Фокин

«Что я тут делаю? — подумала она. — Развлекаю Саманту, вот что».

Саманта, её давняя благодетельница, и правда чувствовала себя в своей тарелке. Она поглощала улитки, пила «Кристалл» и наслаждалась обществом директора клуба, пары пахнущих черешней лесбиянок в кричащих нарядах и широкоплечего красавца в розовой тунике — любовника Саманты, который (по слухам) принимал экстракт из лошадиных гормонов для потенции.

«Какая смехотворная чушь! — думала Элизабет. — Лошадиные гормоны. И я должна сидеть здесь и выслушивать всё это, пока мой муж строит термоядерные электростанции, нейробиологическое программирование захватывает мир, сам принцип взаимодействия человека с глобальной сетью изменяется, а моя “UNet” так и не вышла на мировой рынок и нуждается в перепрофилировании, чтобы выдержать конкуренцию… Нам Туен ведёт переговоры по созданию Азиатского союза, “Голд Корпорейшн” показывает рекордный рост, ООН дебатирует конвенцию о защите генной информации, а я сижу здесь и слушаю про лошадиные гормоны для потенции!»

Но что поделать? Саманта помогла ей в Пхеньяне: отозвалась на просьбу нищей эмигрантки, с которой случайно познакомилась в Сети и никогда не видела. Обратилась к своему мужу, познакомила с инвесторами, нашла деньги и дала несколько ценнейших советов — Элизабет не могла отказать ей, когда та захотела приехать в Россию повидаться с подругой.

«Это всего на несколько дней, — успокаивала себя Элизабет, — через четыре дня она улетит, и эти гастрономические турне по ресторанам столицы прекратятся. Не будет ни Большого театра по пятницам и субботам, ни “уик-эндов” в северной Пальмире, этих тусовок в белые ночи и балетов Мариинского под открытым небом. И нет, Алексей, дражайший супруг, я не буду по этому скучать, когда Саманта уедет, даже не надейся».

Она так и слышала его голос:

— Ты слишком много работаешь, дорогая, — и этот снисходительный взгляд, — съезди куда-нибудь с подругами, отдохни, развейся…

— У меня нет подруг, — отвечала она, не отрываясь от виртуального совещания, — и, чтобы ты знал, друг у меня тоже один — ты.

— Не думаю, что это жизнь, которую должна вести молодая девушка…

— А ты много знаешь о жизни молодых девушек? — интересовалась она. — По крайней мере, женился ты на этой, так что теперь терпи.

— Я тебя обожаю, — целовал он её.

«Не та жизнь, которую должна вести молодая девушка… — вспомнила Элизабет. — Да, молодая девушка должна тихо слепнуть и глохнуть от музыки, а не думать о монетизации хранилищ ДНК-информации, полном секвенировании генома стоимостью семьдесят долларов, включённом теперь в обязательное медицинское страхование, диверсификации услуг НБ-программирования и вспышках таинственной Болезни, сопровождающей процедуры, несмотря на все заверения господина Голда и его служащих в обратном…»

— Лиззи, не грусти, — накинулась на неё Саманта. — Я вижу там моих старых друзей — пойдём, поздороваемся!..

Элизабет встала и покорно пошла за подругой. Мимо танцующих разноцветных голограмм, мимо истеричной пляски светового шоу и орущей из динамиков — на полу и потолке, на стенах, на креслах и столах, даже на некоторых бокалах — музыки. Люди танцевали, путаясь с голограммами, натыкались друг на друга в полутьме танцпола, опьянённые наркотиками и алкоголем, целовались и обнимались, падали на столы и срывали с них скатерти, громко смеялись и кричали. У Элизабет болела от них голова. Замкнутый зал ночного клуба напоминал ей что-то до боли знакомое и неприятное, вот только Элизабет не могла и не желала вспоминать, что.

Они добрались до закрытой ложи на втором этаже клуба: Саманта расцеловала своих знакомых и заставила Элизабет сесть рядом с ними.

— Секс — это тоже наркотик, — читала лекцию какая-то женщина с натянутой на костлявое лицо кожей аристократической белизны, выкуривая одну за другой настоящие, а не электронные сигареты. — Сперва этим людям вокруг, этим глупым закомплексованным скотам, примитивным дикарям, недорослям, неудачникам, всем им не нравилось, что я могу вызвать у себя рак лёгких, что мне грозит субарахноидальное кровоизлияние в мозг, а теперь им не нравится дым от моей сигареты, якобы они вынуждены им дышать, якобы я хочу отравить их нерождённых детей… Сначала они распоряжались моим здоровьем, а скоро будут распоряжаться и моей целомудренностью… Им не нравится, что я могу подхватить СПИД, они недовольны, что я потеряла девственность не под их присмотром, а потом им не понравится, что я вообще могу получить удовольствие… Они и секс запретят, поверьте мне, они запретят секс… Там, где запрещают табак, рано или поздно вам придётся заниматься любовью с холодной электродрыгалкой, помяните моё слово, с резиной будете трахаться, с резиной!

— Как вы правы! — вставил кто-то. — Мы живём в новом Вавилоне!

— Посмотрите вокруг… Мы уже говорим на разных языках, строим башню до небес… но избавьте меня от этих аллюзий! К Библии они апеллировали, к Библии, когда рассуждали, есть ли у женщины душа!

— Библией запрещён гомосексуализм!

— И теперь все они, эти напыщенные павианы, грязные, валяющиеся в грязи свиньи, извращенцы, они все будут цитировать Библию, когда запретят нам секс! Они могут называть себя атеистами, агностиками, верующими в науку, нейрокреационистами, перфекционистами, кем угодно, но когда они говорят, что вы не можете распоряжаться своим телом, что вы не имеете право на наркотики, на удовольствие, на самоубийство — рано или поздно запретят секс, а потом запретят и жизнь! Так вырастает фашизм!

— Вы так правы!

— Фашизм вырастает из Библии, дорогие!..

— Но если детей может иметь кто угодно…

— Действительно, если можно запрограммировать ребёнка и получить гения от идеальной пары родителей, зачем нам секс, если это не воспроизводство…

— Об это я и говорю, дорогие, это же евгеника, вы понимаете? Я носом чую фашизм, и он наступает, поверьте мне! Все эти «новые люди», все эти совершенные личности, прошедшие НБп, они запретят нам секс, они жить нам запретят, вот увидите…

«Какая же ты глупая, — подумала сквозь дым и гам клуба Элизабет, — какая же ты мерзкая тварь, сидишь здесь и треплешь языком… да ты понятия не имеешь, что такое фашизм, ты даже представить себе не можешь, каково это — жить в государстве, которое хочет от тебя только труда по двенадцать часов в сутки и твоих детей, чтобы забрать их на войну, убить, а потом заключить мир. Ты и представить себе не можешь, что такое НБ-программирование и сколько генная инженерия может дать миру, ты никогда не видела детей-инвалидов или сирот, тебе важно одно — позвякивать украшениями и пить дорогущее вино; а сколько детей можно обучить на деньги, которые ты потратила на пластическую хирургию, сколько семей можно спасти из долговых тюрем?.. Пересадить жертвам автокатастроф новые сердца, дать путёвку в жизнь глухому и слепому ребёнку?.. Интересно, сколько твоё чёрное платье с кружевами стоит там, где я родилась… На окраинах Пакистана, в горных ущельях, там до сих пор не понимают разницы между долларом и юанем, а самая надёжная валюта — скот или заряженный автомат, купленный по дешёвке на ближайшей базе миротворцев ООН…»