Лучи уходят за горизонт. 2001-2091 - Кирилл Фокин

Иоанн уже видел Мэри в подвенечном платье и себя в серебристом смокинге, стоящих напротив священника и повторявших: «Да, да на всё, со всем согласны, да!»

Иногда только это и нужно — сказать «да» и поцеловать невесту. Иоанн поцеловал свою невесту. Они стояли так несколько минут.

— Я тебя люблю, — сказал Иоанн, уходя на посадку.

Мэри послала ему воздушный поцелуй, нежно улыбнулась и скрылась в толпе. Иоанн подождал, пока огненно-рыжие волосы не исчезли за чужими спинами, и пошёл в самолёт.

— Сообщение от Мэри, — вдруг услышал он женский голос через коммуникатор. — Уже соскучилась, сэр!

Иоанн рассмеялся.

«Да тут буря!»

Самолёт Мэри летел над Тихим океаном, с каждой секундой приближаясь к Токио.

«Требую фото!»

Иоанн потянулся и скинул простыню. Шторы автоматически раскрылись, солнце било в глаза, отражаясь от солнечных батарей и стёкол небоскрёбов. Иоанн протёр глаза и поднялся. Девять утра по местному. Скоро ехать на пресс-конференцию. Коммуникатор завибрировал. Мэри прислала фотографию — чёрные, густые и пухлые тучи.

«Да у тебя талант! Не думала стать оператором?» — «Смотря что будем снимать». — «Я иду в душ». — «Эй!»

Иоанн бросил коммуникатор на постель и пошёл в ванную. Умывшись, он надел светлую рубашку и светлые брюки, взял коммуникатор и отправился завтракать. Пятнадцать минут спустя, сидя за столом с Крисом Эплаудом и цепляя палочками тофу, он написал:

«Вкушаем с режиссёром». — «Сырая рыба и всякая дрянь?» — «Лучшая еда на свете!» — «Какая мерзость!»

— Как она? — спросил Крис, запихивая в рот тост с беконом. Так по́шло — есть в Японии на завтрак то же самое, что дома, но кто он такой, указывать «лучшему режиссёру со времён Кубрика», чем ему питаться?

— Она летит, — сказал Иоанн.

— Привет ей.

«Крис передаёт привет». — «У меня к нему серьёзный разговор, пусть вечером не надирается».

— Хочет пожаловаться на тебя? — поинтересовался Крис.

— Ты приедешь к нам на свадьбу?

— В Лондоне? Вероятно.

— И жену возьми.

— Сверюсь с её графиком…

— Ты запиши, а то забудешь.

— Дорогой мой сэр, — Крис посмотрел на него снисходительно, и Иоанн подумал, что Крису ещё предстоит прославиться как актёру, — это вы, британцы, постоянно всё записываете. Куда ни плюнь — записи, раскадровки, опять записи… Вы как коллективный Хичкок, право слово. У нас, американских режиссёров, для этого есть голова.

Иоанн пожелал американскому режиссёру побриться к пресс-конференции; Крис опустошил стакан с апельсиновым соком и ушёл, а Иоанн вернулся к коммуникатору.

«Завтракаешь?» — «Следишь за мной, рыжая?»

Иоанн закончил завтрак и поднялся к себе в номер. Ровно в половине второго он вернулся в холл отеля, поклонился доброжелательным японцам и сел в лимузин вместе с Крисом.

«Еду на пресс-конференцию. Крис не побрился». — «Не буду отвлекать, сэр». — «Скоро увидимся, мэм?» — «Лечу на крыльях любви». — «А что так медленно?» — «Любовь быстра, но не быстрее света!» — «В школе я физику прогуливал, рыжая». — «Получишь от меня пару бесплатных уроков». — «Люблю, до встречи!»

Мэри вышла из сети и не получила последнее сообщение. Иоанн выключил коммуникатор. Они приехали в конференц-центр и два часа отвечали на вопросы журналистов. У Иоанна спрашивали: каково было работать в Голливуде? какие комментарии он может дать по поводу новой книги? будет ли экранизация? когда следующая книга? и что у них с Мэри Эр, в конце концов? Иоанн отвечал честно: в Голливуде ему понравилось, комментарии лучше дают критики, предложений об экранизации пока не поступало (посмотрел на Криса, чем вызывал смех), о следующей книге не скажет, а с Мэри у них скоро свадьба.

— Вечером на красной дорожке мы увидим жаркий поцелуй? — спросил репортёр из «Variety Japan», на что Иоанн загадочно улыбнулся:

— Следующий вопрос, пожалуйста… Но что касается меня, то я всегда готов подарить вам красивый снимок.

Вновь засмеялись. Иоанн извинился и вышел из зала, где кондиционер нагнал холода. В Токио стояла жара, пару лет назад Иоанн бы сошёл от неё с ума, но теперь, пожив в Калифорнии, научился любить солнце. Он видел Мэри рядом с собой, видел её, загорающую топлес или лежащую на шезлонге с коктейлем в руке, в красном мокром бикини, только что из бассейна. Вспоминал тёплые ночи на побережье, в шумной компании и наедине, ночные вечеринки в центре города и долгие объятия перед камерами папарацци.

Иоанн включил коммуникатор. Одиннадцать непрочитанных сообщений, но от Мэри пока ни одного. Она не была онлайн с тех пор, как он сел в лимузин. Иоанн посмотрел на часы и подумал, что самолёт должен приземлиться с минуты на минуту. В аэропорт он всё равно не успеет, остаётся вернуться в конференц-зал и остроумничать дальше, чтобы поскорее вернуться в гостиницу и встретить там Мэри. Они не виделись два месяца, разлука заканчивалась. Иоанну было чуточку страшно, но это был приятный страх.

«Этот страх, — думал он, — лучшее из испытанных мной чувств. Надо запомнить это ощущение… Его мог бы испытывать учёный перед открытием, на которое положил всю жизнь… Когда он точно знает, что эксперимент даст ему ответ, вероятность провала близка к нулю, все отклонения вычислены, и остаётся только ждать… Это надо использовать».

Иоанн вернулся в конференц-зал. А поздним вечером, когда все разошлись по своим номерам, он пришёл в бар и сел за одинокий столик у окна — как тогда, с Дэвидом, Наоми и Клэр. Ночной Токио очень напомнил Лос-Анджелес. Там сейчас утро, вспомнил Иоанн, раннее утро, и садовник подстригает газон на лужайке перед трёхэтажным домом на Малхолланд Драйв. День, который закончился в Японии, в стране восходящего солнца, только начинается в Калифорнии, на западном побережье Америки, в земле ангелов. Солнце совершило оборот вокруг планеты и скоро снова осветит Токио. Будет новый день, и Земля будет вертеться дальше.

Иоанн не был на премьере «Императора Михаила», не прошёлся по красной дорожке. Красной дорожки, вспышек фото и рёва толпы не было. Была печальная тишина. Перед показом фильма объявили минуту молчания. Самолёт, на котором Мэри летела к нему, рухнул на подлёте к японским островам. Он снижался сквозь грозовой фронт, в него ударила молния, двигатель загорелся; самолёт вошёл в пике и упал, развалился от удара об воду, как будто палец Бога опустился с неба и коснулся крошечной собранной людишками мошки. Придавил к земле и разорвал на части. Иоанн заказал себе выпить и смотрел на безжизненные небоскрёбы Токио, подсвеченные улицы и мерцающие бледными огоньками парки.

Самолёты давно не падают от ударов молний, на них установлена защита от электрических разрядов, они могут летать в любую погоду. Почему в этот раз палец Бога не промахнулся? Почему в этот раз не сработали системы безопасности, и самолёт не приводнился, послав на берег сигнал о помощи, а спикировал, как подстреленный орёл, и со всей силы врезался в ожесточившуюся поверхность океана?