Эйфория - Лили Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Не надо. Я не хочу ее видеть.
– Да нет же, хотите.
Он был прав. Хотел. Хотел убедиться, что он лжец. Изолированное, отталкивающе отвратительное племя мумбаньо и логографическая письменность? Невозможно. Но как бы мне ни хотелось уличить его, я не доставлю ему удовольствия продемонстрировать мне трофей.
– Нет, Фен.
– Как пожелаете. Тогда дожидайтесь, пока эта штука окажется под стеклом. Клэр и полковник считают, что я смогу выбрать любой музей, когда буду готов расстаться с ней. – Он уселся на кровать, махнул в сторону черного стула у стены: – Двигайтесь ближе.
Спеленутая флейта лежала на полу между нами. Я прикончил свой коньяк махом, в два глотка. Собрался встать и уйти, но Фен заново наполнил мой стакан, прежде чем я успел двинуться с места.
– Я не украл ее, – серьезно проговорил он. – Мне передали ее на специальной церемонии за два дня до нашего отъезда. Научили, как заботиться о ней, как кормить ее, и как раз когда я подносил к ее рту кусочек сухой рыбы, я и заметил вырезанные письмена. Абапенамо сказал, что только великий человек достоин познать их. Я спросил, великий ли я человек, и он сказал – да. А потом встрял Колекамбан со своими тремя братьями. Он заявил, что флейта всегда принадлежала их клану, а не Абапенамо, а потом схватил ее и унес. Люди Абапенамо хотели броситься в погоню, но я понимал, что добром это не кончится. И остановил их. Я сохранил мир. Сын Абапенамо рассказал, куда Колекамбан унес флейту, и я понял, что смогу вернуться за ней. Я знал, что не в состоянии уехать без нее. Нельзя просто так бросить фрагмент культурной мозаики. Но я хотел вернуть ее мирным путем, никому не причиняя вреда.
Ощущение бесславного провала этого плана повисло в комнате. Я вспоминал, как он сначала предлагал мне стать партнером в его затее, рискнуть жизнью ради его авантюры. Ведь это мой труп мог лежать в каноэ.
– Почему они не стреляли в вас, Фен?
– Я же сказал. Я применил заклинание добу.
– Фен.
Он определенно хотел убедить меня в этом, но еще больше стремился просто поддержать мой интерес к нему. Он был как маленький мальчик, который не хочет оставаться один в темноте.
– Думаю, Ксамбун хотел умереть, – сказал он. – Думаю, он искал смерти.
– Что?
– Первую ночь мы провели в джунглях недалеко от деревни. Я проснулся и увидел, что у него в руках мой револьвер.
– Он во что-то целился?
– Нет, просто держал в руках. Вряд ли он хотел убить меня. Скорее, собирался с духом, чтобы застрелиться. Я убрал револьвер подальше и больше не доставал его. Мы нашли нужную тропинку и дождались, пока солнце сядет. Он двигался бесшумно и скрытно – наверное, и впрямь был выдающимся охотником, – а когда мы заполучили флейту, он внезапно стал беспечен, как будто хотел, чтобы нас обнаружили. От деревни мы были на приличном расстоянии, но собаки нас учуяли. Я знал, что все равно надо добраться до каноэ, и мы так и сделали, но он отказался лечь на дно. Начал орать какую-то чушь, и мне стоило бы силой повалить и угомонить его, но нужно было завести мотор и вытаскивать нас оттуда поскорее. Не понимаю. Я ведь обещал ему четверть выручки от продажи этой штуки.
Я не знал, чему здесь верить. И какая вообще разница. Ксамбун мертв. Лайнер “Калгарик” отходит завтра в полдень.
Нужно было встать с этого черного стула.
– Я видел тебя на берегу с ней, – сказал он. – Я знал, что это произойдет. Я не идиот. Ты знал, что я уйду, а я знал, что ты не будешь меня останавливать. Но тебе не удастся заполучить Нелл, как любую другую девчонку. Она говорит, что она южный тип, но она не укладывается в нашу схему. Она вообще совершенно иной человек. Поверь мне хоть в этом.
Он плеснул мне коньяку. Мы почти прикончили бутылку.
– И какой же?
– Да будь я проклят, если позволю тебе узнать.
На этот раз я встал. И он тоже.
– Я должен был забрать эту флейту, – сказал он. – Неужели ты не понимаешь? Необходим баланс. Мужчина должен быть главным – иначе не бывает. Что мне оставалось – писать книжечки, подражая ей идиотским эхом? Мне нужно было нечто грандиозное. И вот оно. А книжки об этом напишутся сами.
– Кровавыми чернилами, Фен.
Проходя через холл, я задержался у лестницы, ведущей на третий этаж. Поколебавшись, вернулся к себе. Как можно тише открыл дверь – на случай, если ей слышно происходящее у меня, как мне слышно, что делается в ее номере. Я не хотел разбудить ее и не хотел, чтобы она знала, что я выпивал с Феном. Я лежал одетый на кровати и смотрел на белый оштукатуренный потолок. Тишина. Я надеялся, что ей удалось уснуть. Кровать показалась удобнее, чем в прошлые ночи; Фен был прав: несмотря на легкое головокружение, коньяк помог провалиться в сон.
Я проснулся от стука. Громче, еще громче. Потом отворилась ее дверь. Я слышал шаги, глухие голоса, сначала на пороге, потом по всей комнате. Голоса звучали все громче, шаги все быстрее, туда-сюда прямо над моей головой. Что-то с грохотом упало на пол. Мозг не успел среагировать, но мое тело уже летело вверх по ступеням и билось в ее дверь.
– А вот и твой дружок, – расслышал я голос Фена.
– Откройте немедленно!
– Эй, полегче там, – окликнул какой-то парень с другого конца коридора.
Дверь распахнулась.
Нелл в ночной рубашке на краешке кровати.
– Как ты?
– Все в порядке, – проговорила она. – Пожалуйста, не дай замять это дело.
– Нелли хочет пойти в полицию. Засадить меня в кутузку. А из тебя сделать своего следующего мальчика на побегушках. Но ни хрена у вас не выйдет. – Он прикурил сигарету. – Туземцы прикончили туземца. Никто из-за этого не посадит меня за решетку. И флейта – это вам не фриз чертова Парфенона, да и там всем, кроме кучки сентиментальных греков, было плевать, каким образом Элгин заполучил свои мраморы.
– Я просто хочу, чтобы власти были в курсе, что возможны конфликты между мумбаньо и там, вот и все. – Голос слабый, совсем незнакомый.
– Нелл.
Она отчаянно замотала головой:
– Пожалуйста, иди спать, Бэнксон. Забери с собой Фена и уходи.
Фен, не возражая, вышел вслед за мной.
Уже на нашем этаже я спросил:
– Что произошло?
– Да ничего особенного. Семейная перепалка.
Я сгреб его за грудки и прижал к стене. Тело его было странно спокойным и расслабленным, как будто он привык к такому обращению.
– Что там был за шум? Я слышал грохот.
– Ее сумка. Она валялась на постели, и я сбросил ее на пол. Господи! – Он спокойно подождал, пока я его выпущу, и вернулся к себе.
Я долго стоял посреди своей комнаты, глядя в потолок, но так ничего больше и не услышал.