Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А над чем вы сейчас работаете? — поинтересовался Яцек, доставая из кармана свои дискеты.
— Роман «Явку провалить нельзя». Занимательная вещичка. Сюжет таков: лейтенант военной контрразведки получает информацию, что чеченские сепаратисты завербовали одного из снайперов Федеральной службы охраны, чтобы тот застрелил президента России во время визита в Чечню. Это важно с политической точки зрения. Потом снайпер должен перейти к боевикам, получить пять миллионов долларов и скрыться где-нибудь за границей.
— Смело. Оригинально, — произнес Яцек, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться.
— Спасибо. — Петр расценил как похвалу. — Потом всякие перипетии, лейтенанту никто, естественно, не верит.
— Разумеется.
— Но он берет отпуск и занимается частным расследованием. И в итоге…
— Предотвращает убийство президента?
— Да. — Петр уважительно посмотрел на гостя. — А как вы догадались?
— Интуиция. Скажите, а вы берете свои сюжеты из жизни?
— Когда как, — Самойлов скромно потупился.
— Но у вас же богатый опыт, вы можете просто вспоминать и литературно обрабатывать то, что было с вами.
— Вы же понимаете, не обо всем можно написать. — Петр смотрел в сторону.
На самом деле его служба была тосклива. В советские годы он писал справки о том, что думают офицеры о политике партии и правительства. В российские — выяснял, как относятся к задержкам зарплаты.
Поэтому каждый сюжет Петр буквально высасывал из пальца. Но утешал себя тем, что публике нужна клубничка, а не горькая правда жизни.
— У книги больше шансов стать бестселлером, если она про какое-нибудь реальное событие, участником которого вы были, — произнес Яцек. — А если это какое-нибудь громкое преступление, то публика будет лежать у ваших ног.
— Со многих моих дел еще не снят гриф секретности, — многозначительно ответил Самойлов.
— Но вы же теперь гражданский человек. К тому же многое можно рассказать завуалированно. Например… — Яцек задумчиво почесал подбородок. — Нет, не то…
Он делал вид, словно что-то вспоминал.
— Это тоже не пойдет… А вот хотя бы дело Белугина… Что скажете? — Яцек внимательно посмотрел на собеседника.
— К сожалению, я не имею к нему никакого отношения… — Петр развел руками.
— Это неважно.
— Как так?
— Вы служили в военной контрразведке в то время, когда был убит Белугин, и следствие активно разрабатывало десантников. Этого достаточно. Теоретически вы могли что-то знать, тем более что выйти на десантников без помощи военной контрразведки было бы невозможно.
— Да, — без энтузиазма ответил Петр.
— Здесь же можно придумать массу интересных вещей, которые будут основаны на совершенно реальных фактах. И читатель нам поверит!
— Что, например?
— Постараюсь придумать с ходу… Вот! Вы знаете, что первым по делу был арестован некий полковник Вощевоз? На него хотели повесить убийство.
— Да.
— Отлично. Можно сделать его судьбу ключевой. Он продавал взрывчатку чеченским боевикам. Вы слышали об этом?
— Да. — Петр даже напрягся. В груди он почувствовал легкий зуд, который пока непонятно что означал: то ли порыв к творчеству, то ли желание оборвать собеседника.
— Вариантов развития сюжета море. — Яцек раскинул руки, словно стараясь охватить это море. — Что толкнуло его на преступление? Можно повернуть как угодно: он сам был подлец. Или можно написать, что его подставили. Я соберу все, что знаю про это дело, найду вырезки из газет. Принесу вам. Вместе подумаем над сюжетом.
— Не надо, я лично знал Вощевоза, — сухо произнес Петр.
— Да?! — Яцек изобразил неподдельное удивление.
— Я владею ситуацией. Он приходил лично ко мне просить защиты.
Самойлов вкратце пересказал историю с Вощевозом, думая, что открывает для Михальского Америку. Тот в свою очередь старательно делал круглые глаза.
— Превосходно, — воскликнул Яцек, когда Петр закончил. — У вас есть все, что нужно. Так что ж вы сидите? Эта книга станет бестселлером!
«А ведь и верно!» В груди Самойлова вспыхнула искра. Она слегка обожгла сердце и тут же воспламенила кровь. И понеслась расплавленная лава по всему телу, разжигая жажду творить.
— Давайте вкратце набросаем сюжет, — предложил Яцек. — Пока у нас с вами пыл не угас. Итак, некая преступная группа выходит на офицера ГРУ, в целом героя положительного. Вощевоз будет положительным героем, да?
Писатель кивнул, мысленно уже набрасывая сюжетные ходы.
— Он обращается в особый отдел, но там ничем не могут помочь, — продолжил Михальский. — Тем не менее подспудно должна проявляться рука ФСК. Сейчас модно, когда появляются плохие герои из спецслужб. Правда, их обязательно должны разоблачить хорошие коллеги.
— Это голливудская зараза, — недовольно произнес Петр.
— Пусть голливудская. Тем не менее у нас есть реальный факт.
— Какой?
— В одном из бандитов, который заставлял работать полковника и в принципе руководил процессом, Вощевоз потом опознал высокопоставленного сотрудника военной контрразведки.
— Кого? — насторожился Самойлов.
Михальский замялся.
— Говорите, — потребовал Петр. — Мы же книгу обсуждаем.
— Анатолий Ермаков, — приглушенным тоном произнес Яцек.
— Кто? Анатолий Борисович? — Самойлов откинулся назад на спинку хлипкого стула и рассмеялся. — Только не он.
— Почему?
— Сейчас я вам кое-что покажу. — Петр ушел в кладовку, которая была в прихожей. Несколько минут он шуровал там. Яцек молча переглядывался с Ксенией.
Романист вернулся с папкой в руках. На ней черным шрифтом написано: «Комитет государственной безопасности СССР».
— Я как чувствовал, что документы могут пригодиться, — произнес Петр. — Когда эта история случилась, я кое-что принес домой. Я часто приносил, чтобы поработать или вообще. Может, предвидел, что стану писателем.
В папке лежали пожелтевшие листы с отпечатанными на машинке текстами.
— В те годы, вы же помните, был полный бардак. У госбезопасности были связаны руки. Но мы понимали, что случай с Вощевозом — ЧП российского масштаба. Ермаков лично приезжал в институт, чтобы разобраться. Мы действительно никак не могли помочь Вощевозу, когда на него стал давить Федотыч. И тогда на совещании мелькнула идея: неплохо бы взять тех бандитов в оперативную разработку. Внедрить туда своего человека. Конечно, это было дело «театралов» или ментов. Но в стране никто не хотел работать. Тогда Анатолий Борисович сказал, что подумает, и затребовал дело Вощевоза к себе. Потом он несколько раз вызывал Федотыча. Потом к Федотычу приезжали люди с Пречистенки.