Право сильнейшего - Александра Лисина

Я действительно качалась сейчас в опасной близости от безумия.

И, наверное, только этим можно было объяснить мой следующий приказ:

– Веди меня в свое логово!

А также то, что когда кахгар послушно встал и, пройдя несколько шагов, указал носом на зияющую в земле дыру, я без колебаний прыгнула внутрь. После чего проследила за тем, как за спиной, благодаря усилиям задних лап Твари, наглухо засыпается широкий проход, осознала, что нахожусь в идеальной ловушке, и с внезапным облегчением осознала, что лучшего убежища просто не придумаешь.

Надо сказать, спала я в этот день много, долго и удивительно крепко, несмотря на особенности своего местоположения, опасных соседей и вконец расстроенные нервы. Как только добралась до первого попавшегося ответвления от основного прохода, так и рухнула на обнаружившуюся там травяную подстилку, отрубившись мгновенно и так качественно, как уже давно не бывало.

Сколько проспала, не знаю – под землей нет часов и нет смены дня и ночи, чтобы хотя бы примерно определить сроки. Но думаю, что часиков шесть точно. Если не побольше. А когда проснулась и вспомнила прошедшую ночь, то была сильно удивлена собственным благополучным пробуждением, низким земляным потолком, из которого торчали какие-то узловатые корни, а также тем, что за время сна у меня, оказывается, появились соседи.

Наверное, кто-нибудь другой на моем месте, внезапно обнаружив себя лежащим между двух массивных туш, лишился бы чувств. Кто-то, быть может, перекрестился бы и трижды сплюнул через левое плечо. Кто-то решил бы, что сошел с ума. А кто-то даже потянулся бы к оружию и принялся за благое дело очищения этого мира от злобной нежити. Я же просто удивилась. Причем довольно вяло. Всего лишь отметила тот факт, что у кахгара в логове есть еще и самка, а потом снова откинулась навзничь, отпихнула подальше тяжелую когтистую лапу и, заложив руки за голову, принялась неторопливо размышлять.

То, что я живая и уже не сплю, было ясно даже дураку.

То, что на меня никто не покушается, было странно, но вполне объяснимо – работал храмовый амулет.

То, что самка кахгара тоже его чувствовала, вообще не вызывало вопросов.

Но вот то, что она так самозабвенно сопит мне в подмышку, уже интересно.

Скосив глаза на зубастую морду, почти касающуюся носом моей окровавленной одежды, я убедилась, что Тварь действительно спит, и озадаченно нахмурила брови.

Странно. Непонятно. Но обнадеживает.

Второй факт – я не просто нахожусь в логове кахгара, но еще и заметно восстановилась. Безумной слабости больше нет. Руки-ноги не дрожат. Я могу спокойно сесть, встать и даже походить… в чем немедленно и убедилась… и никто при этом не чинит мне препятствий и даже ухом не ведет, как будто так и надо. Более того, мой человеческий запах не производит на нежить ровным счетом никакого впечатления. Даже, я бы сказала, наоборот – вон, какая блаженная морда стала у самки, когда я, поднимаясь, ненароком толкнула ее локтем. Даже на спину повернулась, зараза такая, охотно подставляя закрытое толстым панцирем пузо.

Другая непонятная вещь: общеизвестно, что Твари ВОНЯЮТ. Хоть живые, хоть мертвые. В смысле, полуживые и окончательно дохлые. А эти…

Я недоуменно принюхалась.

…Почти не пахнут. Ну, мертвечиной не пахнут точно, хотя сильный запах дикого зверя все же присутствует. Хотя оно и понятно – две таких громадины наверняка испаряют какие-то пахучие молекулы. То ли пот, то ли феромоны, то ли еще какую-то гадость. Но тогда я не понимаю, в чем дело, и не могу объяснить разницу между этими Тварями и теми, которые обитали в Хароне.

Они что, какие-то другие? С ними что-то не так? Болеют? Маскируются? Водят меня за нос? Или, может, у меня появились проблемы с нюхом? Этой ночью из меня так лило, что рецепторы могли атрофироваться или вообще исчезнуть… ну да, только в таком случае я не должна чувствовать вообще ничего. А я прекрасно дышу, ощущаю ароматы двух крупных зверей, могу точно сказать, в какой стороне у них туалет. И вообще, много чего замечаю. Даже вижу, что с другой стороны ко мне потихоньку подбираются два крохотных лысых комочка, тыкающихся еще слепыми мордами то в мамку, то в мой сапог и явно отыскивающих титьку.

Так. У меня, кажется, снова начались глюки.

В полной уверенности, что брежу, я присела на корточки и протянула руку, но новорожденные кахгары, едва достигающие размеров взрослой кошки, были вполне осязаемыми. Одного я даже взяла с земли и осторожно погладила, услышав в ответ тихое урчание и почувствовав, как мой палец требовательно обхватили губами.

Ага. Думает, что мамка – это я. Ну-ну.

Пока отложив мысль о бреде в сторону, я повернулась, одновременно отыскивая глазами то место на животе у мамаши, где могли бы быть соски, но, наткнувшись на ее внимательный, не по-звериному разумный взгляд, невольно замерла. Проснувшаяся от писка детеныша самка смотрела на меня почти в упор, но при этом удивительно спокойно. Сбежать от нее не было никаких шансов. Сражаться в такой тесноте нереально. Убеждать, что мелкого никто не желал обидеть, бесполезно. Но… она не выглядела злой или раздраженной. Просто ждала, что будет дальше. Поэтому, спустя пару мгновений я нервно хмыкнула и кивнула на малыша.

– Голодный. Чем ты его кормишь?

Вот уж когда я действительно ощутила себя ненормальной. Стоять в логове взрослой Твари, до этого оседлать ее, как простого коня, держать на руках новорожденного кахгара и при этом вести беседы с его громадной и смертельно опасной матерью… что может быть безумней?

Но у меня, кажется, включился в голове какой-то ограничительный стопор – я уже ничему не удивлялась и ничего не боялась. Рассуждать еще могу, сопоставлять и анализировать – тоже. Но испытывать эмоции – нет. Как если бы вместо них включился холостой ход, и теперь, кроме вялого удивления и легкого беспокойства, в моей душе ничего не ворохнулось.

Может, это и есть сумасшествие?

Самка, какое-то время посверлив меня крупными алыми глазами, шумно выдохнула, обдав волной холодного, как из морозильника, воздуха. После чего скрючилась, напряглась и отрыгнула между лап небольшой комочек какой-то вязкой зеленоватой субстанции. К которой я, недолго думая, и поднесла требовательно причмокнувшего детеныша.

М-да. Чем я тут занимаюсь?!

Но детеныш оказался доволен – едва ткнувшись мордой в эту гадость, он накинулся на нее голодным зверем и в мгновение ока слизал все подчистую. После чего отвернулся от мамаши и, так же требовательно пискнув, упрямо пополз к моему сапогу.

Я пожала плечами и отступила, чтобы его не раздавить, а потом вообще отошла к дальней стене, после чего, опустившись на землю, попыталась немного подремать. Все-таки стрессы у меня накануне были ого-го. Неудивительно, что организм по-прежнему требовал отдыха. И я не стала возражать. Может, тогда меня отпустит это непонятное чувство апатии? И я все-таки пойму, что со мной происходит?

На этой, довольно-таки равнодушной ноте я закрыла глаза.