Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2 - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окинув всех быстрым взглядом — и явно сосчитав, чтобы убедиться, что все налицо, Рональд скомандовал: — Отходим!
Они кинулись обратной дорогой в том же боевом ордере — двое впереди в боевом охранении, один, двигавшийся теперь слева, держит джунгли, только теперь еще и двое замыкающих бегут не в затылок друг другу, а бок о бок, то и дело бдительно оглядываясь. Когда пробегали мимо того места, где под раскидистым экзотическим кустом помещался пленный, двое, несомненно, заранее получившие такой приказ, выскочили из строя, проворно забросили на плечи концы прочного, едва-едва прогнувшегося раскладного шеста, поволокли бегом, как их далекие предки, несомненно, столетиями таскали добычу. Пленный висел смирнехонько, легонько раскачиваясь в такт бегу носильщиков — то ли не пришел еще в сознание, то ли, как человек опытный, быстренько прокачал ситуацию и понял, что трепыхаться бессмысленно.
Мазур мельком глянул на светившиеся бледно-зеленым стрелки часов: всего-то четыре минуты прошло с тех пор, как громыхнул первый разрыв. Ну, что же, именно так выглядит фирменный удар спецназа — внезапный, молниеносный, жуткий. Никаких красивых перестрелок и эффектных маханий руками-ногами в рукопашке — это в кино… Чтение подробнейших отчетов об акции занимает раз в десять больше времени, чем сама акция. Не зря у Дюма столь скупо описаны поединки на шпагах — там тоже старались обойтись без глупых красивостей вроде долгого скрещивания клинков, которое только в кино заманчиво, а в жизни служило признаком непрофессионализма, хренового владения оружием. Поединки как раз протекали быстро…
Черт, до чего приятно отходить вот так, — когда и дело сделано, и трофеи имеются, и пленный взят, — но никто не стреляет вслед, не гонится, не пускает собак, не поднимает вертушки…
По достоинству оценит такой кайф только человек понимающий…
Был, правда, еще один напряжный момент, — когда они вышли к обширной прогалине, где ждали вертолеты. Теоретически допуская, нельзя исключать, что противник учел прошлую неудачу — и пилотов достали бесшумно, взяли в ножи, и теперь готовы, укрываясь в джунглях, взять группу в огневой мешок. Издали Рональд мигнул синим фонариком: точка-точка-точка. Из кабины переднего вертолета высунулась рука, вспыхнул синий же фонарик, отсемафоривший все правильно: точка-тире-точка.
Впрочем, расслабляться не стоило: они отсутствовали минут сорок, потратив это время главным образом на дорогу туда и обратно. За это время хороший профессионал успел бы вытряхнуть из пилотов все, что знали, в том числе и условные сигналы, тем более что они не спецназовцы, вообще не военные, просто-напросто порой выполняют деликатные задания, доверенные извозчики и не более того…
Хотя… Ни один толковый профессионал не ограничился бы захватом вертолетов — ни за что не позволил бы группе выдвинуться к объекту и разнести там все вдребезги и пополам, положить всех, кроме единственного пленного. Разве что тех, в доме, заранее использовали как мелкую разменную монету, чтобы захватить для своих надобностей то ли советских, то ли юаровских, то ли всех вместе. Что ж, иногда и такое случалось. Правда, «разменная монета» шла в ход гораздо в меньшем количестве. Но береженого Бог бережет…
Так что Мазур нисколечко не удивился, когда Рональд, подойдя поближе, бесцеремонно осветил пилотскую кабину мощным фонарем. Прежде чем они успели среагировать и прикрыть глаза ладонями от слепящего света, удалось рассмотреть: это не кто иной, как их персональные извозчики, морды целехонькие, все пальцы целы, одежда в порядке, так что не будем параноиками…
— По машинам! — скомандовал Рональд. — Запускай моторы — и что есть мочи отсюда!
Только теперь до них долетел раскат отдаленного взрыва, и буквально следом — еще один. Ну да, сработала часть растяжек. Может, их зацепили городские дворняги, а может, здешние армейцы наконец-то преисполнились боевого духа и поехали посмотреть, что там за катавасия… Привет, привет, и утром два привета…
Когда вертолеты взмыли над джунглями и понеслись к рубежам Отчизны, отпустило окончательно. Причем Мазура и его ребят — самую чуточку позже, чем юаровцев: только теперь можно считать со всей уверенностью, что Рональд был абсолютно искренен и ничего против них не замышлял. Все удобные для того моменты упущены безвозвратно, но это не означает, что они тревожились зря, всегда стоит просчитывать все варианты…
Они сидели на голых железных скамеечках, блаженно расслабившись, привалившись затылками к обивке борта. Меж ними смирнехонько лежал на полу — по-прежнему с шестом, пропущенным под связанные руки-ноги — пленный, вот только даже при тусклом свете лампочки под потолком можно рассмотреть, что ресницы у него чуть заметно подрагивают: очухался, гад, но притворяется шлангом… Лет сорока, сквозь черные зигзаги на роже просматривается весьма характерная физиономия: загорелая, обветренная, без капельки лишнего жира, меченая долгим пребыванием в Африке.
С хрустом распечатав-свинтив пробку с высокой прямоугольной бутылки хорошего виски, Рональд, как и положено отцу-командиру, не стал пить первым, передал бутылку чернокожему соседу, и тот, с повадками завзятого советского пьяницы мысленно сосчитав присутствующих и точно вычислив свою долю, присосался к горлышку. Потом бутылка пошла по кругу. Вон как у них запросто, с легкой завистью подумал Мазур — в открытую, сразу после успешного отхода. У нас такое редко случается, а жаль, откровенно говоря, добрый глоток хорошо напряг снимает…
Когда бутылка дошла до него, он, естественно, не стал жеманиться и вспоминать о высоком моральном облике, каковой советский человек обязан сохранять за рубежом — никто его не заложит тому же Панкратову, к тому же места, над которыми они сейчас летели, к счастью, не охвачены антиалкогольной кампанией, необозримым лесным пожаром полыхающей на просторах Отечества. Он попросту, как тот негр, прикинул свою законную долю и разделался с ней в четыре добрых глотка, благо виски был хорошим, ничуть не напоминавшим поганую бангальскую самогонку. Интересно, но ему показалось, что в глазах сидевшего напротив Рональда мелькнула, ну, совершенно та же мысль… Почему бы и нет?
— Наш гость, я вижу, изволил ожить, — усмехнулся Рональд, наклонился, выдернул кляп изо рта пленника и продолжал все так же по-английски: — Как себя чувствуете, милейший? Что молчите? По глазам видно, понимаете, английский здесь — международный язык общения у субъектов вроде вас… Ну?
— Нормально, — отозвался пленный, видя, что ботинок юаровца недвусмысленно целит ему в физиономию.
Рональд продолжал с нескрываемой издевкой:
— Значит, вы — марксист, дружище? Несгибаемый приверженец Ленина… Лозунги провозглашать будете? А умирать с гордо поднятой головой, выкрикивая проклятия империализму?
— Видел я ваш марксизм, — пробурчал пленный. — И империализм тоже…
И добавил, на каком именно предмете. Ничуть не обидевшись за этакое поношение марксизма, Мазур весело подумал: ну конечно же, клиент не идейный, а значит, с ним все пройдет легко. Полковник Мтанга будет доволен — да и Мазурово начальство тоже… Хорошо съездили.