Петр II - Николай Павленко

«Наказ…» состоял из 52 статей, из которых только первая дословно повторяла текст первой статьи воеводского наказа 1719 года. Она обязывала каждого губернатора и воеводу быть «государю верным, справедливым и верным слугой, пользу его и благополучие всяким образом исполнять и шкоды и убытки и опасности отвращать». Эта статья перекликается с статьей 49-й (являвшейся новой), в которой было сказано об обязанности губернатора и воеводы блюсти интересы подданных: «Губернаторам и воеводам с товарищи как городским жителям, так и уездным людям обид и налог отнюдь не чинить, и никакими нападками и утеснениями не иметь; а ежели в том по челобитью изобличены будут, то за то штрафованы будут по прежним состоявшимся о том указам».

Судить, опираясь на источники, об усердии губернаторов и воевод в выполнении обеих статей нет возможности. Но можно с уверенностью сказать, что обе статьи губернаторы и воеводы могли выполнять только при наличии должного контроля за их деятельностью со стороны центральной власти, располагавшей средствами для привлечения нарушителей к ответственности, пресечения произвола губернаторов и воевод. При слабой власти выполнение обязанностей, указанных в обеих статьях, всецело зависело от нравственности губернаторов и воевод. Однако известно, что последние никогда не могли устоять перед соблазном поживиться за счет казны и подвластного им населения.

Остальные статьи «Наказа…» требовали от губернаторов и воевод исполнения рутинных обязанностей, возложенных на них предшествующим законодательством. Надлежало следить за тем, чтобы «челобитчики в делах своих правосудное решение без волокиты получили и далее положенных сроков по указам продолжения не имели», чтобы губернаторы и воеводы заботились о «скором искоренении воров и разбойников» и скором решении дел об арестованных, «чтоб, ведя скорый розыск и экзекуции, имели страх и унимали других», следили за своевременным сбором подушных денег, выявлением беглых и др.[174]

Ряд указов был направлен на смягчение нравов и запрещение публичной демонстрации жестокостей.

Указ 10 июля 1727 года повелевал уничтожить в столице столбы на площадях, на которых водружались головы казненных. Обычай был признан варварским, заимствованным с Востока. Другой указ, обнародованный в том же 1727 году, запрещал публичные казни на площадях двух столиц — Петербурга и Москвы — и требовал их осуществления за городской чертой в специально отведенных для этого местах. Если первый указ бесповоротно порвал со средневековым прошлым, то второй был нарушен просвещенной императрицей Екатериной II, предавшей в Москве в 1775 году публичной казни Емельяна Пугачева.

31 июля 1727 года был обнародован указ, запрещавший архимандритам и игуменам хлопотать о монастырских делах в присутственных местах. Этот указ был направлен на повышение престижа монастырского начальства: подобные хлопоты, говорилось в нем, наносят духовному чину «поношение», а монастырям приносят разорение. Заниматься делами такого рода должны стряпчие.

Заслуживает внимания еще одно новшество — перевод Вотчинной коллегии из Петербурга в Москву. Указ был принят правительством в ответ на неоднократные просьбы дворян, жаловавшихся на разорительные для себя поездки в Петербург, в округе которого практически отсутствовало помещичье землевладение, сосредоточенное в центральных районах страны.

В заключение стоит отметить, что все перечисленные указы (за исключением принятия Вексельного устава и «Наказа губернаторам и воеводам и их товарищам») были обнародованы до падения Меншикова. Из этого явствует, что Меншиков, несмотря на болезнь и хлопоты, связанные с реализацией матримониальных планов, находил время для законодательной инициативы — в отличие от его преемников в окружении императора-отрока.

[Указ Петра I учителю (в семье Нарышкиных) Ивану Зейкену о начале обучения великого князя Петра Алексеевича] (автограф). 1722 г.

Господину Зейкену.

Понеже время пришло научать внука нашего, того ради, ведая ваше искусство в таком деле и добрую вашу совесть, определяем вас к тому. Которое дело начни з Богом к осени, а именно в [о]ктябре или в первых ноября конечно.

Петр.

От … в 17 де[нь] мая 1722.

[Ответ Зейкена]

Всепресветлейший державнейший император и самодержец всероссийский Петр Великий, отец отечества, государь всемилостивейший!

Указом Вашего Императорского величества поведено мне быть в служении великого князя, и по моей рабской повинности должен Вашему Императорскому величеству во всем всеподданнейше повиноваться. Только уважая мою к толикому делу негодность, принужден всеподданнейше донесть, што за моею старостию и дряхлостию оное бремя понесть не могу, к тому же в науках и в языках недостаточен, такова искусства не имею, штоб высокое Вашего Императорского величества изволение мог достодолжно исправить, и в том ваш государский гнев на себя наведу. Для того, припав к ногам Вашего Императорского величества, раболепно прошу, дабы по своей богоподражательской милости изволил меня, последнего раба своего от оной службы отставить.

Вашего Императорского величества вечный нижайший раб.

[Письмо Зейкена А. В. Макарову]

Государь мой.

С раболепною покорностью признаю Его Императорского величества государя нашего всемилостивейшего высокую милость в том, што изволил меня, последнего сиротину, назначить в служение великому князю, но я, уважая свою к толикому делу негодность, зело боюся, што по Его Императорского величества всемилостивейшему изволению и чаянию, оное бремя не снесу, тут надобна бодрость неусыпная и искусство повсемественное, а я не што ни подумаю, всего мне недостает к исправлению моей в таком служении должности, в науках таким высоким лицам пристойных я не достаточен, в языках недоволен, в придворных поступках весьма не заобычен, к тому же я человек чужестранный, безпомощный, сиротливый и многими напастьми настращенный, а се уже и стар и дряхл и так по всему предвижу, што мне с такое дело не станет. Правда што я должен и рад бы слепо повиноваться высокому Его Императорского величества государя нашего всемилостивейшего указу, да совесть моя заставливает меня донесть мои к этому делу недостатки и покорно просить вашего, государь мой, в том предстательства, дабы мне в моем недоумении не припасть гневу. Пожалуйте, государь мой, по… (нрзб.) меня на сие мое просительное доношение желанным ответством, за што я вам, государю моему, вечно и верно служить обещаюся.