Антирусская красная смута - Владимир Михайлович Лавров

этим воспоминаниям, в том числе по воспоминаниям Шульгина, который принимал отречение, воспроизводились те события. Но здесь всё очень непросто.

Дело в том, что в конце 1990-х и в начале 2000-х появились работы нескольких любителей (историки-профессионалы, вышедшие из КПСС, оказались неспособными задать такой вопрос, поэтому любители задали). А вопрос был задан о подлинности того Манифеста об отречении, который хранится в Государственном архиве Российской Федерации.

Тем самым историческая наука вступила в стадию источниковедческого анализа, это не просто доверие воспоминаниям, а источниковедческий анализ сохранившегося архивного документа. Есть Манифест об отречении, он настоящий или подделан? А соответствующие мысли возникли вот почему: Манифест об отречении на чистом листе обычной бумаги.

Собеседник: Не на гербовой?

Лавров: Не на гербовой императорской, без императорской печати, на машинке или почему-то на двух машинках напечатан (если всмотреться в шрифты). Между тем, по законам Российской Империи, царский Манифест должен быть написан обязательно от руки, чтобы исключить возможность подделки! И подпись Николая II - карандашом. А важнейшие документы никогда карандашом не подписывались, да ещё под ней подтёртость.

Левее подпись Фредерикса, министра императорского двора, который удостоверил подпись Государя, но она тоже карандашом. Причём она обведена ещё сверху пером, будто это детская раскраска, а не важнейший государственный документ. Если вспомнить мемуары Шульгина, о которых я говорил, там сказано о Манифесте на нескольких телеграфных бланках. То, что имеем сейчас, это одна, а не несколько страниц.

Собеседник: Что такое телеграфный бланк? Это объём слов, который можно на одной телеграмме разместить, или что это?

Лавров: Это подлинник для отправки по телеграфу. Шульгин пишет, при нём это было. Как выглядел подлинник? Два-три телеграфных бланка. А сейчас мы вообще не имеем никаких бланков - просто лист бумаги с напечатанным текстом. Наконец, во всех хрестоматиях - и в школьных, и даже в ВУЗовских - написан заголовок «Манифест Императора Николая II об отречении от престола».

Если же взглянуть на документ, который находится в архиве, то в нём кратко написано: «Начальнику штаба» - и не написано, какого штаба. Мог Император отрекаться перед начальником штаба? Даже не расписано: генерального или какого штаба. Перед народом отрекаться можно, ну перед Сенатом, но не перед начальником...

Собеседник: Штаб - это некая служебная, очень важная, но служебная, вспомогательная структура при командующем.

Лавров: Есть ещё ряд доводов, говорящих о том, что в Государственном архиве Российской Федерации хранится не подлинник, хотя архив продолжает утверждать, что подлинник. Последнее, безусловно, не так. Кстати, история выявления этого документа очень любопытна. Сначала просто не знали, где он, никак не могли найти, хотя, казалось бы, Временное правительство было абсолютно заинтересовано сохранить подлинник, потому что другого документа, говорящего о какой-то легитимности и законности нового правительства, не существовало. И большевикам он был не лишним, по крайней мере, до расстрела Николая II.

Этого документа нет. И вдруг его находят в 1929 году в Ленинграде. Но как находят? ОГПУ завело дело, сфальсифицированное, против академиков Ленинградского отделения Академии наук СССР, которых обвинили в намерении свергнуть советскую власть и установить снова самодержавный строй. Всё абсолютно выдумано. А одним из важнейших уличающих документов было предъявлено это самое отречение, которое вдруг нашли чекисты, ОГПУшники в 1929 году.

Была создана государственная комиссия, чтобы проверить, подлинник это или нет. Комиссия постановила: подлинник, оригинал. Но главу этой комиссии неоднократно ловили с поличным на фальсификациях. Он придумал вместе с Алексеем Толстым дневник Вырубовой, он сочинил дневник Распутина - его дважды поймали на лжи, и вот он возглавлял государственную комиссию по определению подлинности манифеста.

Собеседник: Его фамилия известна?

Лавров: Щёголев. Так обнаружился этот документ. Конечно, не подлинник. Но тут сразу возникает очень интересный вопрос: может, вообще отречения не было?

Собеседник: Либо он не сохранился.

Лавров: Некоторые очень интересные историки сделали вывод: раз подлинника нет, то его и не было. Но есть серьёзные доводы за то, что подлинник всё-таки был. Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, мать Николая II, 4 марта 1917 года в Ставке встретилась с сыном, и в тот же день в своём дневнике с эмоциями описала рассказ Николая II об отречении. Замечательная женщина свидетельствует, что отречение было, и, думаю, она заслуживает полного доверия. Этот дневник сохранился.

В первую годовщину отречения не менее замечательная и осведомленная женщина Александра Фёдоровна в своём дневнике написала об отречении. Сама императрица Александра Фёдоровна свидетельствует о том, что отречение было. Можем мы не доверять дневнику Александры Фёдоровны? Есть и свидетельство замечательного, верного учителя царских детей Пьера Жильяра, что Николай II рассказывал об отречении. Есть свидетельство священника Афанасия (Беляева), который беседовал с Николаем II, исповедовал его, и беседа была о произошедшем отречении.

Есть ряд документов, которые, безусловно, вызывают доверие, эти документы о том, что всё-таки отречение было. Но тут возникает вопрос: почему же оно не сохранилось? Ведь оно было очень нужно Временному правительству и большевикам не лишним являлось. Я предполагаю, что Николай II мог в подлиннике, в настоящем отречении, написать что-то такое - буквально это могли быть одна-две фразы, которые не понравились Временному правительству, и оно подлинник уничтожило, а опубликовало то, что нам известно.

Что это могли быть за фразы? Как предположение, не больше: Николай II мог написать о необходимости провести процесс отречения законно. То есть Основные законы Российской Империи, принятые в 1906 году, отречения вообще не предусматривали. А законно то, что по закону. При этом Николай II юридически обладал достаточной властью, чтобы издать Манифест (или Указ) Сенату о том, что он имеет право отречься, имеет право отречься и за сына - это можно было оформить. Но именно это могло не устроить Временное правительство, потому что оно понимало: во время революции время терять нельзя. Ведь что такое составить ещё один Манифест?

Собеседник: Нет, это должна быть какая-то законотворческая процедура. Сенат должен принять какое-то решение.

Лавров: Правильно, через Сенат, а там кто-нибудь какую-нибудь правку или ещё что-то внесёт.

Собеседник: Да, или начнет тормозить. Демократы прекрасно знали, как делать, если не хочется принимать законы.

Лавров: Между тем, лидеры Государственной Думы во главе с Родзянко обманывали начальника Штаба при Верховном главнокомандующем генерала Алексеева, сообщали ему в Ставку в Могилев, что, стоит Николаю II отречься, и всё успокоится, продолжим воевать и победим. Но на самом деле они уже не контролировали ситуацию в Петрограде.

А если подождать ещё несколько дней, если пойти по законному пути, то прошла бы, быть может, даже пара недель, и в Ставке бы узнали, что