Крепость королей. Расплата - Оливер Петч

— Дай пройти! — взревел он. — Эта девка убила одного из наших. Встанешь на защиту — станешь соучастником!

Матис остановился и с улыбкой поднял руки, поджидая, пока мужчина подойдет к нему.

— Ну вот, — прохрипел тот. — Знал, что ты образумишься. А теперь помоги-ка…

Без всякого предупреждения юноша со всей силы врезал противнику между ног. Мужчина со стоном сложился пополам. Матис пнул его еще раз.

— Не знаю, что вы творили с Агнес, — прорычал он, одарив лежачего злобным взглядом, — но судя по твоему виду, ничего хорошего. Так что лежи себе тихо, если зубы дороги.

С этими словами Матис бросился к Агнес. Скованная ужасом, та по-прежнему стояла у повозки. Теперь, вблизи, она выглядела совсем маленькой и беззащитной. И двух месяцев не прошло с их последней встречи, но Матис заметил в ее облике что-то взрослое, зрелое, но при этом печальное, словно что-то внутри нее надломилось.

— Матис… — пробормотала она. — Это ты? Здесь? Но… но…

— Я все тебе расскажу, Агнес, — перебил ее юноша и крепко обнял. — Все. Но не сейчас. Для начала нам надо убраться отсюда.

— Согласен. — Подбежавший к ним Мельхиор вернул в ножны окровавленную шпагу и показал назад.

Там в свете костра собиралась толпа. Среди них были дети, женщины и мужчины. Были и несколько солдат, вооруженных длинными копьями — вероятно, из отряда профоса. Они кричали и светили во все стороны факелами и фонарями.

— У наших противников, видимо, были друзья, которые теперь не лучшего о нас мнения, — продолжал менестрель. — Сколько в лагере ландскнехтов? Десять тысяч?.. Нам и в самом деле пора раскланяться. Allez![15]

Матис схватил Агнес за руку, и они втроем побежали мимо палаток, повозок и потрескивающих костров — к расположенному поблизости лесу. Крики за ними начали понемногу стихать, пока наконец совсем не смолкли.

Крепость Трифельс,

14 июня 1525 года от Рождества Христова

Пастух-Йокель восседал на троне в парадном зале Трифельса и вершил суд.

Перед ним, потупив взоры, стояли на коленях два крестьянина и ждали его приговора. Мимо открытых окон с криками летали вороны, словно предчувствовали скорую поживу. В остальном же царила тишина, едва ли не осязаемая под холодными закоптелыми сводами. По сторонам от сделанного из шкур, ивовых прутьев и кож трона стояли еще с дюжину человек. Скрестив руки на груди, они с мрачным видом дожидались решения Йокеля. Уже не первую неделю крестьяне устраивали эти судилища, чтобы показать, что они сами себе хозяева. Но с самого начала одного лишь Пастуха-Йокеля величали господином.

Йокель поиграл серебряным бокалом, украшенным самоцветами, и сделал вид, что задумался. При этом приговор свой он давно уже вынес.

— Вы покинули нас без разрешения крестьянского совета, под покровом темноты. Притом что нас, возможно, ждет последняя, решающая битва, — проговорил он тихим решительным голосом, рассматривая блестящий бокал у себя в руках. — Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Господин… — начал робко один из обвиняемых; изношенная рубаха висела на его тощем теле, он беспокойно мял шляпу в руках. — Не… не понимаю, про какую такую битву ты толкуешь. Однако битва или нет, какая разница, нам бы на поля вернуться. Кабаны опять осмелели и все вытоптали, ураган снес амбар… Дети и женщины одни не справляются…

— И вы просто решили бросить товарищей в беде и вместо ландскнехтов предпочли зарезать пару свиней? — спросил Йокель, состроив невинное лицо. Некоторые из крестьян тихонько засмеялись. — Сами скажите, на что это похоже?

— Это… заняло бы всего несколько дней, — пробормотал второй крестьянин. Он уставился в устланный костями, пометом и листвой пол, словно мог заглянуть прямиком в преисподнюю. — Потом мы обязательно вернулись бы.

— А если бы в это время объявился пфальцский курфюрст со своими людьми? Об этом вы, дурни безмозглые, подумали? Хоть бы раз подумали не о себе, а о нашем общем деле, чтоб вам провалиться!

Йокель вскочил и швырнул бокалом в съежившегося крестьянина со шляпой. Бокал угодил ему точно в лоб. Крестьянин охнул и осел на пол.

— Сейчас непозволительно отлучаться! — ревел Йокель. — Только не теперь! Именно этого они и ждут от нас! Что мы вернемся на поля, и они забьют нас одного за другим. Ваш поступок иначе как дезертирством не назовешь!

— В Эльзасе, в городе Цаберн, они наших тысячами порубили, — заметил неуверенно один из дюжины собравшихся в зале крестьян. — Пойми меня правильно, Йокель, мы не трусим. Но как быть с нашими женами и детьми?

Кое-кто одобрительно покивал, и он продолжил более уверенно:

— В Цаберне даже младенцев резали. А женщин ландскнехты заместо шлюх забрали! Нам в Пфальце тоже ничего хорошего не светит. С тех пор как Вюрцбург попал в руки противника и курфюрст натравил на нас свои армии, города сдаются один за другим. В Шпейере горожане сговорились с епископом, а в графстве Нойшарфенек крестьяне опасаются, что старый граф отправит против них карательные отряды. Может, пора бы договориться, пока есть еще о чем договариваться…

Крестьянин многозначительно замолчал, и Йокель снисходительно кивнул, словно относился к его словам с пониманием. Теперь следовало осторожно перейти в наступление.

— Договориться, ладно, — сказал наконец пастух и откинулся на троне. — Неплохая мысль. Именно так и поступили крестьяне в Цаберне. Герцог из Лотарингии обещал им свободный проход. Крестьяне без оружия вышли за городские ворота. И что потом?

Присутствующие смотрели на него выжидающе, и Йокель вздохнул.

— Потом началась резня. Почти двадцать тысяч крестьян зарезали, как свиней. Двадцать тысяч! Этого вы хотите? Договориться?

Крестьяне вокруг трона что-то забормотали. Йокель чувствовал, что они снова в его власти. В последнее время ему все труднее становилось удерживать людей под контролем, и это при таком-то многообещающем начале… Захват Шарфенберга, после того как обнаружился туннель, оказался плевым делом. К сожалению, Йокель не сумел обуздать людей, и они разорили крепость. Пока крестьяне грабили, пьянствовали и жрали, молодому графу удалось ускользнуть. А с ним исчез и богатый выкуп. Йокель был вне себя от бешенства и велел высечь двоих из наиболее буйных пьяниц.

В Трифельсе, который они практически без боя захватили на следующий день, крестьяне вели себя более осмотрительно. Все-таки Йокелю нужна была подходящая резиденция. С тех пор пастух и его отряд правили из Трифельса над всеми окрестностями Ойссерталя. Анвайлер примкнул к мятежникам и выплачивал дань. Окрестные крепости были разрушены, а хозяева уцелевших притихли.

Но в какой-то момент все переменилось. Пфальцский курфюрст Людвиг, который поначалу выказывал готовность к переговорам, объединился с епископом Трира и выступил против крестьян. Города сдавались один за другим, или их просто сжигали. Им не хватало предвестника, знака, который объединил бы всех. Йокелю иногда казалось, что он единственный, кто еще помнил, что ожидалось от предводителя.