Белый камень - Жиль Николе

— А если альков выходит на лестницу?

— Ну, в этом случае… вы меня позовете… и, будьте уверены, тогда я соглашусь подняться.

Послушник увидел, как здоровяк прислонился к стене, согнувшись, чтобы отдышаться. Может быть, он действительно устал, но еще больше был разочарован тем, что до сих пор они ничего не нашли. Оставив своего спутника строить все новые и новые предположения, Бенжамен решительно двинулся вверх, все еще не теряя надежды. Но очень скоро высокие крутые ступеньки вынудили его замедлить шаг: они вырастали перед ним, словно препятствия, как бы желая еще раз испытать волю беглеца.

— Свободу надо заслужить, — прошептал он сам себе, запыхавшись, — как, впрочем, и истину.

Добравшись до верхней площадки, Бенжамен обнаружил, что большой монах снова оказался прав. Плита, закрывавшая выход, не просто лежала: кто-то умело замазал ее раствором, таким же крепким, как тот, что удерживал камень, открывавший доступ в подземный ход. Можно было поклясться, что это тот же самый раствор. Кроме того, огромные корни, проложив себе дорогу по обе стороны плиты, оплели ее, и она, когда-то подвижная, казалась навечно заключенной в объятия двух десятков могучих властных рук. Прежде чем пытаться ее поднять, потребовались бы часа два упорного труда. И все равно успеха никто не гарантировал, потому что прямо над плитой вполне могло расти какое-нибудь столетнее дерево.

— Зачем? — прошептал он. — Сегодня, благодарение Богу, никому нет нужды бежать.

Молодой человек повернулся и направил фонарь на головокружительную лестницу, чтобы посмотреть на того, кто благоразумно остался внизу.

— Вы были правы!.. — крикнул он, уверенный, что большой монах если и не увидит его, то, во всяком случае, услышит. — Выход заделан… Намертво!

Он начал спускаться, продолжая говорить:

— И судя по всему, никакого алькова здесь тоже нет!

Голос отразился от стен и пола и через некоторое время, показавшееся ему бесконечно долгим, вернулся слабым эхом, а брат Бенедикт не счел нужным ответить.

— Брат Бенедикт! Вы меня слышите?

Послушник застыл, но ответа так и не услышал. Осторожно продолжив спуск, он улыбнулся, думая, что понял:

— Вы дуетесь, брат мой? Из-за меня или из-за этого чертова алькова? — Выражение оказалось настолько удачным, что Бенжамен рассмеялся: — Вам не смешно? Ну же, брат мой! Еще не все потеряно! Мы его найдем. Кстати сказать, с некоторого времени вы мне кажетесь странным… Чем дальше мы продвигаемся в нашем расследовании, тем больше вы…

Ужасный шум заглушил последние слова юноши, и он замер. Потом резко обернулся, думая, что обрушился кусок стены. На самом деле звук, отражавшийся от стен тупика, вполне мог прийти снизу, может быть, издалека. Он показался ему бесконечным и одуряющим, как барабанная дробь…

Послушник тревожно замер, широко раскрыв глаза. Потом, одним махом проскочив десятка три ступеней, отделявших его от подземного хода, задыхаясь, направил фонарь прямо перед собой. На какое расстояние он светил? Сто, сто двадцать метров? Впереди не было видно ни одной движущейся тени. Не веря себе, он бросился вперед сломя голову, выставив светильник, словно копейщик, идущий в атаку. Но очень скоро луч задрожал и начал качаться из стороны в сторону в ритме руки, державшей фонарь. Ярость придала сил, и он закричал:

— Брат Бенедикт! Брат Бенедикт!

Отбежав метров на шестьдесят от лестницы, Бенжамен на полном ходу споткнулся обо что-то, что страх помешал ему вовремя заметить. Словно чья-то невидимая рука схватила его на лету. Молодой человек заорал и упал ничком, выронив фонарь, по инерции улетевший вперед, продолжая погоню уже без своего хозяина. Фонарь пролетел еще несколько метров и погас. Бенжамен лежал ничком в абсолютной темноте, чувствуя под собой какую-то жирную холодную глину, в которую он достаточно глубоко вляпался, и никак не мог отдышаться.

— Брат Бенедикт! — прошептал он едва слышно. — Прошу вас, вернитесь!

После первого глубокого вздоха послушник зашелся сухим обжигающим кашлем, а сквозь сжатые веки потекли слезы, которые он не сумел сдержать.

— Ну и гвалт вы тут подняли! — сухо бросил неизвестно откуда появившийся большой монах.

Свет его фонаря заметался по распростертому телу — брат Бенедикт пытался отыскать голову в этой куче рук, ног и задравшейся одежды.

— Ну и видок у вас! — насмешливо воскликнул он. — Завтра в этом одеянии будете иметь успех на заутрене!

Загоревшая до локтя рука помогла послушнику высвободить лицо из глубин капюшона. От резкого света глаза Бенжамена, все еще мутные и влажные от страха, резко сузились, и взгляд стал похож на сверкающий взгляд застигнутой ночью врасплох кошки. Он был просто великолепен!

— Это вы? Действительно вы? — выдохнул Бенжамен, уронив голову на мягкую землю.

— А кто бы это еще мог быть?

— Но где вы были? Я думал, что вы ушли… Оставили меня здесь… заперли…

— Вот даже как! Вижу, уровень взаимного доверия высок как никогда!

— Откуда же этот шум? Вы слышали шум? Мне показалось, что кто-то закрыл люк.

— Не говорите глупостей! Как я мог добраться до конца туннеля за такое короткое время?

— И правда, — согласился молодой человек, решившись наконец подняться. — Но откуда такой грохот?

— Обрушился кусок стены, один из камней которой и подставил вам подножку, — просто ответил брат Бенедикт.

— Стены алькова? — догадался Бенжамен, к которому моментально вернулись силы.

— Что за вопрос! Не кельи же отца Антония! Ну что ж, старина, — добавил великан, с любопытством разглядывая перепачканного с ног до головы молодого монаха. — Вы очень мило выглядите! Идем! Здесь рядом сидит дьявол, который хочет кое-что вам сказать.

Брат Бенедикт посветил вправо, на два-три метра вперед.

— Здесь, — строго произнес он.

Луч фонаря высветил отверстие в стене, похожее на вертикальную трещину: сантиметров сорок шириной и около метра высотой. Правильнее было бы назвать его бойницей, потому что начиналась оно где-то на уровне колен и походило на прорубленное в стене высокое окно. Но так было не всегда.

— Изначально, — пояснил брат Бенедикт тоном знатока, — здесь был настоящий вход. Отверстие было странноватой формы, это правда. Дело в том, что сначала его сделали очень широким, потом замуровали наглухо, затем сделали новый проход и только потом снова заложили теми камнями, которые сейчас вывалились вам под ноги. В этом нет ничего чудесного, потому что тот, кто заделывал дыру в последний раз, ограничился тем, что кое-как слепил камни между собой глиной, не позаботившись о том, чтобы укрепить их как следует. Не заметил я этой грубой работы по дороге сюда только потому, что мы подошли к этому месту в тот самый момент, когда вы обнаружили конец туннеля. Должно быть, мой взгляд перескочил сразу на несколько метров дальше. Другого объяснения я не нахожу.