Прощай, красавица - Рэймонд Чандлер

Встав, я подошел к раковине и ополоснул лицо холодной водой. Вскоре почувствовал себя получше, но очень ненамного. Мне нужны были глоток виски, надежная страховка, отдых и загородный домик. Имелись у меня лишь пиджак, шляпа и наплечная кобура с пистолетом. Надев их, я вышел из комнаты.

Лифта не было. В коридорах стоял тяжелый запах, на перилах лестницы налипла грязь. Я спустился, сказал портье, что убываю, и положил ключ на стойку. Портье с бородавкой на веке кивнул, коридорный-мексиканец в истрепанной куртке вышел из-за самого пыльного фикуса в Калифорнии, чтобы поднести мои вещи. Вещей у меня не было, и, будучи мексиканцем, он распахнул передо мной дверь и вежливо улыбнулся.

Узкая улочка была оживленной, тротуары кишели толстяками и толстухами. Напротив вовсю работал игорный зал бинго, рядом с ним находилось фотоателье, оттуда вышли двое матросов с девушками – видимо, снимались верхом на верблюдах. Голос продавца сосисок раскалывал сумерки, словно топор. Большой синий автобус с рычанием проехал к бывшему трамвайному кольцу. Я пошел в ту же сторону.

Вскоре стал ощущаться легкий запах океана. Не сильный, он словно бы напоминал людям, что некогда здесь было чистое, открытое взморье, пенились волны, дул ветерок и пахло вовсе не горячим жиром и холодным потом.

По широкой бетонной дорожке подкатил небольшой открытый автопоезд. Я сел в него, доехал до конца линии, сошел и уселся на скамью. Было тихо, прохладно, почти у моих ног лежала большая груда бурых водорослей. В море на игорных судах зажглись огни. Я снова сел на подошедший автопоезд и доехал почти до отеля. Если кто-то и следил за мной, то делал это, не двигаясь с места. Однако вряд ли. Преступлений в столь чистом городке не так уж много, чтобы сыщики могли обучиться искусной слежке. Черные поблескивающие волноломы уходили в черноту воды и ночи. Ощущался запах горячего жира, но и запах океана. Продавец сосисок все тянул свое:

– Надо поесть, люди. Надо поесть. Отличные горячие сосиски.

Стоя в белом киоске, он подцеплял сосиски длинной вилкой. Дела у него шли неплохо даже в это время года. Пришлось подождать, чтобы он остался в одиночестве.

– Как называется дальнее судно? – спросил я у него, кивнув в ту сторону.

Продавец пристально посмотрел на меня в упор:

– «Монтесито».

– Можно там человеку с деньгами хорошо провести время?

– В каком смысле?

Я засмеялся презрительно, бесцеремонно.

– Горячие сосиски, – затянул продавец. – Отличные горячие сосиски. – Потом понизил голос: – Женщину нужно?

– Нет. Помещение с морским воздухом и хорошей едой, где никто не будет мне докучать, что-то вроде отпуска.

– Я не расслышал ни слова, – сказал он, отстранясь, и вновь затянул свой призыв.

Продавец обслужил еще несколько человек. Сам не знаю, зачем я сунулся к нему. Такое уж у него было лицо. Подошла юная парочка в шортах, купила сосиски и вразвалку удалилась, парень обнимал девушку, и они кормили сосисками друг друга.

Продавец высунулся, подался вперед и смерил меня взглядом.

– Мне сейчас полагалось бы насвистывать «Розы Пикардии»[20], – сказал он и сделал паузу. – Это удовольствие будет стоить денег.

– Больших?

– Полста, не меньше. Разве что пригодитесь для чего-то.

– Когда-то это был хороший городок. Тихий.

– Небось думали, он и сейчас такой, – проворчал продавец. – А зачем меня спрашивать?

– Не представляю, – сказал я и бросил на прилавок долларовую бумажку. – Сунь в кассовый ящик. Или насвистывай «Розы Пикардии».

Продавец взял ее, свернул вдоль, потом поперек, затем перегнул еще раз. Положил на прилавок и щелчком среднего пальца пустил в меня. Свернутая купюра ударилась мне в грудь и беззвучно упала на землю. Я наклонился, поднял ее и быстро оглянулся. Но позади меня не было никого, похожего на ищейку.

Я оперся о прилавок и снова положил на него доллар.

– Люди не швыряют мне деньги, – сказал я, подражая голосу продавца. – Люди мне их дают. Вы не против?

Продавец взял доллар, развернул и отер о фартук. Нажал кнопку кассы и бросил в ящик.

– Говорят, деньги не пахнут, – сказал он. – Даже странно.

Я промолчал. Еще несколько человек купили сосиски и отошли. Вечер быстро становился прохладным.

– На «Королевскую корону» соваться не стоит, – сказал продавец. – Там одна шантрапа. Вы похожи на сыщика, но это уж ваше дело. Плавать, надеюсь, умеете.

Я ушел, недоумевая, зачем было подходить к нему. Действуй по наитию. Действуй по наитию и попадай впросак. Потом приходи в себя с полными штанами наития. Не заказывай чашки кофе без того, чтобы закрыть глаза и наугад ткнуть пальцем в меню. Действуй по наитию.

Я походил, пытаясь обнаружить за собой слежку. Потом стал искать ресторан, где не пахло бы горячим жиром, и нашел с красной неоновой вывеской и баром за камышовой шторой. Женоподобный красавчик с крашеными волосами склонялся над большим пианино, сладострастно касался клавишей и пел «Лестницу к звездам»[21], промахиваясь мимо половины ступеней.

Я проглотил сухой мартини и поспешил в обеденный зал.

Обед за восемьдесят пять центов напоминал вкусом подметку, вид у официанта был такой, словно за четвертак он избил бы меня, за доллар перерезал бы мне горло и за полтора утопил бы труп в море, замуровав его в бочку с цементом, – за полтора доллара плюс налоговый сбор.

Путешествие за четвертак было долгим. Водное такси, старый, подкрашенный и на три четверти остекленный катер, проскользнуло между стоящими на якоре яхтами и обогнуло конец волнолома. Внезапно ударила волна, и катер заболтался, как пробка. Но ранним вечером ме́ста для страдающих морской болезнью было много. Все общество состояло из трех парочек, водителя и человека бандитского вида, сидящего с наклоном влево, потому что в правом кармане у него была черная кожаная кобура. Едва мы отошли от берега, парочки начали целоваться.

Я глядел на удаляющиеся огни Бэй-Сити и старался поменьше вспоминать о своем обеде. Рассеянные точки света слились и превратились в усеянный драгоценностями браслет, выставленный на витрине ночи. Вскоре яркость их поблекла, и они превратились в мягкий оранжевый отсвет, то и дело скрывающийся за гребнями зыби. Ровная, без барашков пены, зыбь нещадно раскачивала нас, и я радовался, что не запил обед тамошним виски. Такси скользило вверх и вниз с какой-то зловещей плавностью, словно танцующая кобра. Воздух был пронизан холодом, сырым холодом, который морякам не удается изгнать из суставов. Слева красные неоновые огни «Королевской короны» тускнели и затягивались скользящими черными тенями моря, потом снова ярко вспыхивали.