Калейдоскоп - Юрий Евгеньевич Смирнов

– О, туда попадают только избранные негодяи – такие, как твой Костров. Жаль, что в своей жизни ты нагрешил не так сильно, как многие из тех, кого я призываю, иначе ты бы стал очередным любопытным образчиком в этой коллекции. – Машинист засмеялся таким жутким смехом, какой никак не мог принадлежать человеческому существу. – Ну а пока забирай этого идиота!

Кострова качнуло, будто он очнулся от глубокого обморока. Старик со всхлипом втянул воздух и уставился на проводника, словно увидел того впервые. Похоже, он совершенно не понимал, по какой причине они вдвоем сидят на дрезине посреди леса.

– Слушай меня внимательно. – Волкогонов быстро спрыгнул со своего места и стал развязывать веревки на руках машиниста. – Ни в коем случае не отходи от меня ни на шаг.

– Коля, какого лешего ты меня связал? – Костров непонимающе хлопал глазами, а проводник гадал, когда же именно место машиниста в его теле занял кто-то другой.

– Нам во что бы то ни стало надо выбраться отсюда!

Машинист вертел головой, совершенно не понимая, где оказался.

– Я думаю, эти пути ведут прямиком на станцию, так что нам нужно просто до нее доехать. Давай оставим разговоры на потом и наляжем на рукояти.

– К чему такая спешка? – Костров начал нажимать на рукоять со своей стороны, и дрезина стала набирать ход. – Где ты вообще откопал это доисторическое средство передвижения?

Волкогонов присматривался к клиенту, еще не зная, на самом ли деле «Вятка» оставила его на какое-то время в покое или затаилась в уголке его сознания, чтобы снова нанести удар, когда почувствует, что проводник достаточно расслабился. Но стоило дрезине проехать по путям чуть больше полукилометра, как прямо на дороге возникла человеческая фигура. Мужчина держал руки в карманах и смотрел на движущийся прямо на него транспорт. Он явно не собирался уступать дорогу, уверенный в том, что путники остановятся.

– Дави на газ, Василь Иваныч, дави! – воскликнул Волкогонов.

– Там же человек на путях!

– Не слепой, отойдет! – Проводник догадывался, что это очередная ловушка, поэтому готов был на все, чтобы спасти клиента.

– Да ты чего, Коля? Задавим ведь!

– Да и черт с ним!

Однако, несмотря на усилия людей, дрезина вдруг сама стала терять скорость и замерла в паре десятков метров от незнакомца. Волкогонов поднял глаза и замер: на него смотрел точно такой же Костров, какой сидел перед ним. То же небритое морщинистое лицо, тот же рюкзак за спиной и точно такая же вязаная шапочка. Костров обернулся и непонимающе замигал глазами – он видел перед собой совсем другого человека. Да и как забыть того, кого самолично отправил на тот свет много лет назад? Машинист медленно поднялся, намереваясь сойти с дрезины, но проводник закричал:

– Сидеть!

Костров повернулся на его окрик, и Волкогонов прочитал в его глазах такую тоску, что не посмел более повышать голос на старика.

– Ты чего, Василь Иваныч?

– Это же он, Коля, – осипшим голосом произнес машинист, – тот самый покойничек…

– Какой еще покойничек… – пробормотал под нос Волкогонов, наблюдая, как один Костров медленно подходит к другому.

Проводник понял, что не может пошевелиться, став обычным зрителем разыгравшейся перед ним драмы. Единственное, что оставалось Волкогонову – это вразумить клиента криком, которого тот не услышал:

– Не приближайся к нему!

– Помнишь меня, Вася?

Некогда убитый в драке Костровым мужчина стоял перед ним живой и здоровый.

– Каждый день тебя перед глазами вижу, – признался ему машинист.

– А ведь я давно тебя здесь поджидаю, – осклабился мужчина. – В аду для тебя припасено теплое местечко, ну а я теперь твой провожатый.

– У меня свой проводник в ад, – кивнул Костров в сторону Волкогонова, который по-прежнему не мог пошевелиться.

– Ах, этот… – Мужчина поморщился и вытащил правую руку из кармана – в ней был зажат охотничий нож. – Пора, Вася. – Он отвел руку в сторону и резко ударил машиниста в грудь.

Костров, который даже не пытался сопротивляться, скользнул взглядом по своему убийце и опустил глаза на рукоять ножа, торчащую из груди. Затем упал перед мужчиной на колени, уткнулся лбом в его ноги и медленно съехал вниз, на блестящие рельсы.

Волкогонову же все виделось таким образом, что один Костров ударил ножом другого. Едва старик рухнул, его копия растаяла в воздухе, и в эту секунду проводник наконец обрел возможность двигаться. Он бросился к Василию Ивановичу в надежде оказать помощь, но тот уже закатил глаза – удар пришелся в самое сердце. Машинист умер.

Глава девятнадцатая

Исповедь

Разомкнув веки, Петр не сразу осознал, что все еще жив. Он долго смотрел в осеннее небо, моргая и не в силах пошевелиться. Начал капать мелкий дождь, холодные капли попадали прямо в глаза, заставляя его моргать все чаще и чаще; дождевая вода смешалась с солеными слезами. Всего мгновение назад он сжимал в руках боевую гранату, которая должна была уничтожить Сферу, а теперь неожиданно оказался под хмурым небом, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

«Неужели я наконец умер?»

Он не верил в счастливые исходы и понимал, что граната все-таки взорвалась, но этот ужасный момент начисто стерся из памяти, а теперь он пребывает в какой-то иной ипостаси.

«Интересно, удалось мне уничтожить эту аномалию и выручить всех? Или взрыв не причинил Сфере вреда, и ребята останутся в ловушке, пока не обратятся шатунами, ходячими мертвецами?»

Тут Петр неожиданно для самого себя осознал, что уже может вертеть головой, а значит, у него имеется шея, что само по себе как-то не укладывалось в рамки теории о его кончине. Он повернул голову вправо, но увидел лишь высокую сухую траву и голый кустарник, за которым ничего больше нельзя было разглядеть. Он тяжело вздохнул, чувствуя, что способен набрать полную грудь воздуха.

«Живой. Все-таки живой».

Он даже испытал некоторое разочарование: предполагалось, что умер-то он геройски. Но Территория вновь его переиграла.

Петр почувствовал покалывание в руках и ногах. Так бывает, когда долгое время сидишь в неудобной позе. Он даже сумел сесть, чувствуя, как холод от земли начинает проникать под одежду. Повертел головой, пытаясь сориентироваться, и первым, на что упал взгляд, оказалась высокая колокольня церкви, невесть откуда взявшаяся перед ним.

– Хорошенькое дельце… – промолвил Петр.

Опираясь руками о землю, он с трудом поднялся на ноги. Место показалось ему смутно знакомым. В стороне, огражденное деревянным забором, располагалось деревенское кладбище, на которое он забрел, едва покинув станцию. Только в тот раз на месте церкви