Синдром Л - Андрей Остальский

Прочитав, мент задумался.

«Неужели он — из этих? Из наших ненавистников?» — думал я. В последнее время они совсем обнаглели. Участились случаи, когда некоторые вовсе не пугались наших красных книжечек, а, наоборот, впадали в агрессию, шли нагло на конфликт. А потом писали нашему начальству: вот, дескать, имярек опозорил высокое звание чекиста… Врали с три короба и, бывало, преуспевали, губили карьеры. А уж если подвыпившим им в лапы попасться, да без свидетелей, пиши пропало… В основе, конечно, голубушка— зависть. Нам и платят больше, и статус социальный, и престиж, все у нас. А менты-то кто? Одно слово — мусора… Для грязной работы, для ассенизации… А мы — сволочи, белая кость… Но обычно они наглеют, когда их много против одного. А в одиночку наглости убавляется. Предпочитают не связываться, на всякий случай. Хотя в данном случае я не мог быть уверен в исходе противостояния: вдруг к нему подмога из автозака подтянется…

Но нет, слава богу, сдался мой центурион.

Назвал я его мысленно так и подумал: «Нет, сержант — это скорее гастат какой-нибудь… но центурион — гораздо смешнее».

— Слушаю вас, товарищ капитан, — сказал он примирительно, по-прежнему, впрочем, не выпуская из рук свой живой трофей.

— Имею задание срочно допросить гражданина Кентрова Кирилла Владимировича, — сказал я.

— Этого алкаша? — удивился мент.

— Есть данные, что задержанный вами и есть гражданин Кентров, — подтвердил я.

Милиционер тряхнул пьяницу, как мешок с картошкой. Спросил грубо:

— Эй, ты, как твоя фамилия?

Тот дернулся, закашлялся, но более вразумительных звуков издать не смог.

Милиционер тряхнул его сильнее.

— Фамилия твоя, говорю, как? Отвечай, а то хуже будет!

И вдруг точно из глубин каких-то донесся до нас загробный хрип:

— Кентров…

— Ну, забирай тогда, — сказал милиционер, отпихивая ко мне трофей. — Добра-то… Как ты его допрашивать будешь в таком состоянии, я без понятия… Но это твои проблемы.

Я принял Кентрова в свои объятия. И мы с ним в обнимку, медленно и мучительно, спотыкаясь на каждом шагу, двинулись к подъезду дома номер двенадцать.

Ш.

— Чаю хочешь? — спросил старик.

Я сидела у него на кухне за столом, а он стоял рядом и все никак не садился почему-то.

— Спасибо, с удовольствием.

Он принялся заваривать чай в старом потрескавшемся чайнике. На кухне было относительно чисто, но все какое-то допотопное, отслужившее свой срок, облупившееся — и стены, и ветхая мебель, и посуда. И старик тоже был облупившийся, высохший, нафталинный. В квартире на самом деле пахло нафталином и еще чем-то неприятным. Миазмы какие-то болезненные. Возможно, это был запах старого тела, тления и еще чего-то, копившегося здесь годами.

— Скажи, Александра… Тебя ведь Александра зовут, не так ли? — спросил он, наливая жидкий чаек в коричневую кружку.

Я кивнула, не подавая виду, что удивилась. Откуда он знает, как меня зовут? Санёк вроде бы ко мне в его присутствии по имени не обращался. Или обращался?

— Так я говорю, чем ты, Александра, на жизнь себе зарабатываешь? Или тебя любовники содержат?

Я сдержалась.

— Опять вы меня обижаете, Петр Алексеевич, не знаю зачем… Я аспирантка института антропологии… Стипендия не ахти, но мне хватает… Талоны дают аспирантские на сахар и на колбасу. Да еще летом я в экспедиции езжу, там мне неплохо платят дополнительно. К тому же я живу с отцом, на всем готовом, так что это мне так, на карманные расходы…

— Понятно… золотая молодежь, короче… То-то, я смотрю, ты так одета… вызывающе.

— Ваш упрек, возможно, справедлив в какой-то степени… Отец меня балует, это правда. Но я же не всю жизнь на шее отца сидеть собираюсь. У меня диссертация уже готова по антропологии государства Урарту. Защищусь весной, стану младшим научным сотрудником.

— А отец-то кто, генерал? — спросил старик.

— Почему обязательно генерал? — удивилась я. — Он академик.

— Ах, не генерал. — Глаза старика странно заблестели. — Академик, из ученых, значит, из яйцеголовых, стало быть…

Он явно приободрился от такой новости.

— Петр Алексеевич, а можно теперь я вас кое о чем спрошу? Где ваш сосед Александр работает?

Старику мой вопрос совсем не понравился. Он сощурил глаза, повертел головой, поцыкал зубом, а потом вдруг и вовсе ушел прочь из кухни. «Пойти за ним? — подумала я. — Да нет, он только еще больше разозлится». Сидела на кухне одна и пила чай. Не индийский, уж конечно, и даже не грузинский. А какой-нибудь краснодарский. Ничего, решила я, перетерплю.

Судя по звукам, Петр Алексеевич отправился заседать в туалет. «Вот напьюсь чаю, и мне тоже скоро в туалет приспичит, надеюсь, он его к тому времени освободит», — пришла в голову беспокойная мысль. Но продумывать ситуацию до конца не хотелось. Я вспомнила про запертый замок и спрятанный в кармане ключ… Ладно, договорим, а там разберемся.

Минут сорок спустя старик завершил заседание, потом долго мыл руки. Ходил по соседней комнате, кряхтел, бормотал что-то, слов я, конечно, разобрать не могла. Сидеть одной на этой дурацкой кухне было невыносимо скучно. Даже чай давно кончился. Я, кажется, задремала в конце концов и потому чуть не упала со стула, когда прямо над ухом раздался дребезжащий голос Петра Алексеевича.

— Вот вам все на блюдечке с голубой каемочкой… Папы с мамами… какого еще рожна вам надо?.. Вы от скуки уже не знаете чем заняться, какому блуду предаться… а вот вас бы да на наше место, да в наше время — профукали бы Россию, как пить дать, профукали бы… Куда вам! Сейчас бы здесь такой лафы не было бы, тут пиндосы хозяйничали бы, оккупационный режим был бы. Ты, Александра, хоть слыхала про лихие девяностые? А про стабильные нулевые? А про страшные двадцатые и тридцатые?

— Что-то слышала, — ответила я. В дебаты, по существу, вдаваться не хотелось.

— То-то, именно и есть, что «что-то слыхала», — передразнил он меня. — Это такое было время… И да, Комитет спасения, возможно, немного перегнул палку, особенно с национальным вопросом, с евреями… ну и так далее… Но, вообще-то, прежде чем осуждать, понять надо, от какой бездны удалось страну отвести! Лес рубят, щепки летят! Говорят, это бесчеловечно или еще там как… Но это же простой факт. Факт жизненный, его не переделаешь. Попробуй-ка вырубить лес, чтобы щепок не было. Не получится. Вот и у нас не получилось. Зато страну спасли. Еще бы чуть-чуть, и были бы мы штатом проклятых Соединенных… Вот к чему подлая агентура дело вела, вот куда стремилась. Ну и потом, когда пятая колонна вырублена была, когда опасность миновала, те же органы устранили все перегибы. Дали им принципиальную оценку. Маятник качнулся в одну крайность, потом в другую. И вот наконец остановился на золотой середине. Ну и что, если он теперь стоит? Зато не раскачивается больше. Хватит с нас этих раскачиваний. Разве нет?