День "Б" - Вячеслав Бондаренко

Старший по группе сосредоточенно перекрестился, глядя на образ. В соборе было довольно много людей. Шла служба. Пожилой священник возносил молитвы за сохранение города… «А при немцах небось молился за христолюбивое германское воинство», — со злобой подумал майор. Ему захотелось выхватить пистолет и разрядить всю обойму в долгогривого.

— Ладно, — нехотя сказал он. — Сейчас расходимся. Всем достать форму, желательно рядовых. Нечего привлекать к себе внимание. Офицеры сейчас в Минске наперечет.

— Есть, — шепотом отозвались оба участника группы.

Настроение у Алекса Торнтона было превосходным. Бескрайние, причудливо изгибавшиеся коридоры Дома правительства начали ему даже нравиться. За каждым поворотом можно было ожидать опасность, а опасности лейтенант любил. Собственно, именно за этим он и пошел на службу в коммандос…

Иногда в кабинетах и залах гигантского здания ему попадались немцы. Видимо, встретить здесь незнакомца они не предполагали, потому что сразу вскакивали, начинали хмуриться, требовать документы и задавать глупые вопросы. В живых их Алекс не оставлял. Оружие для этого не требовалось, он мастерски владел техникой лишения жизни без всякого оружия. Умеючи человека можно убить даже пальцем. Нужно только знать место, в котором сосредоточена жизненная энергия.

Через четыре часа он мог бы поручиться, что в огромном доме нет ни одной живой души, кроме него самого. Конечно, немцы продолжали нести охрану здания по его периметру, но знали ли они, что охраняют пустоту?.. Чувствуя себя хозяином дворца, Алекс танцующей походкой вошел в какой-то кабинет, на дверях которого еще красовалась немецкая табличка. И остановился, увидев за столом, под покосившимся портретом Гитлера, худощавого мужчину средних лет в штатском. Он робко сидел на краешке роскошного кожаного кресла и, по-видимому, чувствовал себя крайне неуютно.

— Герр гауптманн? — удивленно полусказал-полуспросил мужчина, приподнимаясь в кресле. — Все уже готово?

На Алекса внезапно нашло веселое настроение. Он вальяжно уселся в кресло напротив мужчины и улыбнулся ему.

— Все, — не стал спорить он. — Вы кто?

Такого вопроса мужчина явно не ожидал. Он часто заморгал, дернул шеей, словно ему жал воротничок рубашки.

— М-михась Супрун, — неуверенно проговорил он. — А с-саперы скоро покинут здание?

— Скоро, — пообещал Торнтон, оглядываясь по сторонам. — Не мешало бы выпить.

— Выпить?.. — Супруну показалось, что он ослышался.

— Именно так. О, я вижу, что эвакуировали далеко не все… — Алекс весело подошел к высокому буфету, стоявшему в углу, и раскрыл дверцу. Одновременно он сделал погромче радиоприемник, стоящий на буфете. Немецкая радиосеть пока продолжала работать, а это значит, что об успешном завершении операции он узнает своевременно.

* * *

Минеры в Доме Красной Армии действительно были. Двоих Кен Оукли уложил на месте мастерскими ударами ног, третий попытался схватить оружие, и был убит прямым ударом в лицо. Носовая кость немца вошла прямо в мозг, и он мешком повалился на пол рядом со своими товарищами.

— Вечная память, — печально промолвил Кен, осматривая помещение.

Изнутри Дом Красной Армии ему понравился. «Если бы у нас были такие офицерские клубы, было бы отлично, — думал он, идя по светлому просторному коридору. — Правда, тут нет сигарной комнаты, да и с бильярдом, по-моему, плохо. Ну что ж, не все сразу!»

На всех этажах большого здания царила тишина. Только радиоприемник в одной из комнат гремел воинственным маршем.

«А вот и первый сюрприз… — Кен аккуратно опустился на колени перед противопехотной бомбой-миной, прикрепленной немцами к радиатору парового отопления. — SD-2, “Шметтерлинг”… Ну, это для нас семечки. И не такие разряжали в учебке». Он хорошо помнил все типы германских противопехотных мин, и обезвредить «Бабочку» не составило труда.

А потом мины стали попадаться все чаще. Через полчаса Оукли весь взмок, весь превратился в слух и зрение. Не дай бог не заметишь такую игрушку — от тебя останется только пыль… Сначала он считал мины, которые удалось обезвредить, потом бросил это занятие. Когда Оукли спустился в подвал, его уже пошатывало от усталости.

— Вот только этого мне и не хватало, — с досадой сказал он вслух по-английски, увидев огромную авиабомбу, уютно устроившуюся посреди подвала. Новенькая, поблескивавшая смазкой, она казалась совсем не страшной и напоминала свинью, наконец-то отыскавшую уютную лужу.

Очень осторожно Кен подошел к бомбе. «Что это? SC-500? Планирующая Hs-293?.. Нет, непохожа. Или… — Он пытался вспомнить типы германских авиабомб. — Если это стандарт 500, тогда у нее только донный взрыватель… А если нет? — Его прошиб ледяной пот. — А если это NH-2 “Грабо”?.. Тогда у нее еще и боковой…»

Через минуту он бессильно опустился на пол рядом с бомбой. Это была именно NH-2 «Грабо», и лежала она прямо на боковом взрывателе.

А еще через минуту на лестнице, ведущей в подвал, раздались осторожные шаги. Кен вскочил, выхватывая из кобуры пистолет.

— Что, проблема возникла? — негромко спросил немецкий офицер, стоящий в проеме двери. Его лицо почему-то показалось Кену знакомым.

* * *

Внутри здание радиоузла оказалось пустым. Соколов и Кэббот одну за другой распахивали двери, обитые пробкой для звукоизоляции, и везде видели одну и ту же картину — вырванное с корнем оборудование, грязь на полу, разбросанные, опрокинутые стулья…

— Есть! — торжествующе воскликнул Кэббот, сунувшись в очередную дверь.

По-видимому, это и была единственная действующая студия. В ней сидел насмерть перепуганный немецкий радист в чине оберферншпрехера. А рядом с пультом, вжимая в висок немца «Парабеллум», стоял стиснувший губы Латушка. Руки его дрожали, в глазах плескался безумный блеск.

— Стоять! — выкрикнул Латушка, мгновенно переводя оружие на Владимира. — Лейтенант, возьмите этого фрица на прицел! Немедленно, я приказываю!..

Кэббот, тяжело дыша, сплюнул.

— После всего, что ты сделал, ты еще и приказываешь?..

— Да! — выкрикнул Латушка. — Да, потому что ты мне подчиняешься! И я сообщу о твоем поведении премьер-министру Черчиллю, если ты не выполнишь мой приказ!.. Обеспечивай мою безопасность, сволочь! — заорал он в полный голос. — В конце концов, ты делаешь это в интересах Британии!

Лицо Джима дрогнуло. Он перевел пистолет на Владимира.

— Извини, парень, — глухо проговорил он. — Спасибо за то, что выручил, но сейчас я…

— Послушай… — начал было Владимир.

— Заткнулись оба! — истерично выкрикнул Латушка, стреляя в потолок студии. — Оба!!! Я буду делать историческое заявление!!! Молчать!!!

Не выпуская из дрожащих рук пистолета, лидер белорусских националистов шагнул к микрофону. Обезумевший от страха немец-радист послушно тронул рукоятки на пульте. Вспыхнула красная лампочка.