Я была до тебя - Катрин Панколь

В этот момент она тебя и окликнула, высокая брюнетка. Выкрикнула твое имя, ты обернулся, заставив протест замереть на губах. Она стояла на пороге книжного магазина «Галиньяни» и махала тебе рукой. Мы двинулись к ней, разрезая толпу. Она бросилась тебе на шею, поцеловала. Ты представил нас друг другу. Не помню, как ее звали. Мне не хотелось слушать ваш разговор. От усталости меня мутило. Больше всего на свете мне хотелось остаться одной. Главное, подальше от тебя. В покое. Я сказала тебе, что пойду прогуляюсь по магазину, посмотрю на полки, и оставила вас возле кассы. Она что-то с жаром рассказывала тебе, и твой взгляд смягчился, плечи расслабились. Ты прислонился к стене, наверное, тоже устал.

Через некоторое время до меня донесся твой смех. Ты весело хохотал, громко, но радостно — ни намека на ехидный сарказм. Я с удивлением обернулась, но ты не смотрел в мою сторону. По-моему, в этот миг я ощутила ревность.

К кассе я вернулась с книгой в руках. Это был толстый альбом, посвященный Делакруа и его поездке в Марокко. Отличная книга с великолепными иллюстрациями. Очень дорогая. При виде ее ты торопливо полез за деньгами. Я мягко отстранила тебя — нет, спасибо, это подарок, который я хочу сделать себе сама. Когда я с тобой, ты ни за что не платишь, угрожающе прошептал ты, заруби это себе на носу! При мне ты не платишь ни за что! И ты бросил на кассу несколько купюр. Я отодвинула их в сторону и вытащила свою чековую книжку.

Высокая брюнетка не могла не заметить моего жеста. Я наклонилась, заполняя чек, и она, уверенная, что я ее не слышу, хотя до меня отчетливо доносилось каждое слово, произнесла:

— А она? — В ее голосе ясно слышалось желание уязвить. — Неужели она тебя терпит? Ну, она просто уникум!

И, расхохотавшись, она обняла тебя за шею жестом собственницы. Он был моим, говорил этот жест, и я хочу, чтобы все об этом знали.

Что я могла после этого сказать? Что сделать?

Мы вышли из магазина. Лихорадочное возбуждение оставило тебя. Мы шли не торопясь. Мы больше не раскалывали толпу, но позволяли ей нести нас — всем этим туристам, не выпускающим из рук путеводителя, детишкам, затевавшим игры под ногами у прохожих, родителям, фланирующим под ручку, замирая перед витринами и подставляя лица майскому солнцу. Мы шли рядом, но врозь — каждый сам по себе, каждый во власти своих мыслей.

Ты отнял у меня книгу — сам понесу! — но я не возражала. Я слишком устала. Меня охватило поганое чувство, что я опять проиграла.

Мы медленно продвигались вперед, я уныло смотрела себе под ноги.

Еще вчера я была сильной и легкой, я верила, что мы с тобой вступаем в долгое триумфальное шествие. Еще вчера я не сомневалась, что во всех неудачах виновата я сама, и если я отвергаю твою любовь, то исключительно по собственной глупости. Еще вчера меня переполняли храбрость и отвага. Я изгнала своего врага, своего ужасного врага. Приготовилась к новенькой, с иголочки, любви. Только ты и я. И никаких убийственных призраков.

Шагая под арками улицы Риволи, я больше ни в чем не была уверена.

Я сомневалась, хватит ли у меня сил победить твои призраки.

Я вышла на проезжую часть и остановилась.

Не пойду дальше. Стоп.

Ты приблизился ко мне, раскрыв руки в широком отцовском жесте, но я не бросилась к тебе. Наша бешеная гонка вернула краски на твое лицо, и щеки у тебя пылали. Ты запыхался, по вискам стекали капли пота. Ты смахнул их тыльной стороной ладони, не глядя на меня.

Я так и стояла, полная упрямой решимости не сходить с места. Главное, не прикасаться к тебе. Не задеть ни клетки твоего тела.

Ты молча окинул меня взглядом и стал ловить такси.

Машина затормозила в нескольких метрах впереди, и ты бросился к ней.

Успеть, пока она вновь не отъехала.

Я не спеша двинулась за тобой. Я больше не собиралась никуда мчаться.

Я видела, как ты бежишь.

В раздувшейся черной куртке, загребая черными мокасинами по асфальту. В руках ты держал мою книгу. Как неуклюже ты бежал…

Я смотрела тебе вслед и вдруг увидела.

Я увидела неловкую, неповоротливую женщину. Пожилую грузную женщину, с одышкой от избытка веса, в слишком теплом пальто, в грубых тяжелых ботинках. Женщину с необъятной задницей и слоновьими ногами в плотных чулках, какие продаются в специальных магазинах для лиц преклонного возраста, на бегу подкидывающую руки, похожие на китовые плавники.

Ты бежал, как одутловатая толстая старуха.

Я смотрела, как ты бежишь, и видела не легкого на подъем мужчину, способного достать с небес звезды и бросить их к моим ногам, не свободного и сильного мужчину, обещающего мне новую, ничем не отягощенную жизнь, на которой золотыми буквами будет выведено мое имя, а старую жирную тетку, камнем виснущую на тебе, не дающую шагу ступить, вцепившуюся в тебя намертво, не оставляя надежды на освобождение. Эта старуха уселась у тебя на спине, завладела твоим телом, твоей жизнью, твоими мечтами и твоей любовью.

Это она стояла передо мной, враждебно глядя на меня злыми, безобразными, страшными глазами.

Сев в такси, я поняла, что в ловушке. Эта старуха и ты, вы взяли меня в заложницы.

Она сидела между нами. В своем толстом пальто, с широченными бедрами и низко опущенными плечами. Сидела и отдувалась. Обмахивалась, одну за другой расстегивая пуговицы. Сунула руку под мышку, пригладила волосы и назвала таксисту мой адрес. Потом повернулась ко мне и смерила меня самоуверенным оценивающим взглядом. Успокоилась и шепнула мне на ухо: я была до тебя, девушка.

Я вздрогнула, забилась в самый угол, а когда ты придвинулся, чтобы меня обнять, чуть не заорала: ко мне тянула руки противная старуха.

Сказать тебе об этом я не могла. Никак не могла. Слишком это оказалось личным. Слишком страшным.

К тому же ты, я не сомневалась, ни о чем не догадывался. Ты не желал ничего знать. Ты хотел одного — забыть о всепожирающей материнской любви.

Твоя мать требовала от тебя совершенства во всем и хотела, чтобы и вокруг тебя все было совершенным. А ты носил ее в себе. Таскал у себя на спине. Она въелась в твою плоть и кровь. В твою кожу — не хуже татуировки. И не отпускала тебя ни на шаг.

Она даже свой голос тебе отдала…

Вчера, когда мы разговаривали по телефону, ты вдруг взорвался, потому что не мог больше сдерживаться, потому что тебя душила ярость. Но сегодня ты все забыл. Я поняла, что ты уже забыл тот кошмарный ужин, заставивший тебя утратить свой знаменитый самоконтроль и предпринять эту бешеную гонку по городу.

Ты пытался убежать от нее.

Ты пытался убежать, но не знал, что она сидит у тебя на спине.

Она вцепилась тебе в плечи и отдавала команды. Налево, направо, вперед, назад. Она командовала, кого и как любить. Вот так, а не этак. Вот эту, а не ту.