Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз

Что ей сказать?

— Через одного общего друга.

— Ваш друг хотел бы, чтобы его имя упомянули? — подмигнула Марта.

— Хм-мм, нет. Спасибо. — Вот уж это вряд ли.

— А-а. Вы уверены?

— Совершенно уверена. Благодарю.

Марта насторожилась, она сразу поняла, что был какой-то скандал, а у меня появилось ощущение, словно я проглотила ледышку. Терпеть не могу эти интервью. Ненавижу! Страшно подумать, что они могут докопаться. Но если сейчас это наглое копание в моей частной жизни продолжится, этим все и кончится.

Но Марта не стала углубляться. Во всяком случае, пока.

— А чем занимается Антон?

Еще один вопрос на засыпку.

— Они с его партнером Майки руководят продюсерской фирмой под названием «Ай-Кон». В частности, они делали «Последнего героя» для «Скай Диджитал». Реалити-шоу, помните? — с надеждой спросила я.

Но она впервые слышала это название. Как и шестьдесят миллионов других британцев.

— А в данный момент они ведут переговоры с Би-би-си о производстве полуторачасовой программы. («Полуторачасовой программой» был ерундовый фильм, но такая формулировка показалась мне более солидной.)

Однако подъемы и спады в карьере Антона Марту мало интересовали. Что ж, я сделала, что смогла.

— Чудненько, — пропела Марта, закрывая блокнот. Она встала и засеменила в туалет. Пока она отсутствовала, я гадала, все ли нужное я сказала и есть ли в ванной чистые полотенца.

Я проводила ее до выхода из подъезда. Проходя мимо двери Дурачка Пэдди на первом этаже, я молилась, чтобы он не высунулся. Но он, конечно, высунулся, этот никогда ничего не упустит — обожает развлечься. К счастью, он был настроен миролюбиво и даже игриво. Марта в ее алом одеянии явно пришлась ему по вкусу, и он объявил:

— Е-мое, у нас побывала песня.

— «Леди в Красном». — Марта милостиво кивнула. — Мне это на каждом шагу говорят.

И тут Дурачок Пэдди как заголосит песню про Санта-Клауса! А я мысленно стала ему подпевать.

— Не обращайте внимания, — мужественно улыбаясь, проговорила я и пожала Марте руку. — Спасибо, что пришли.

Пэдди продолжал голосить.

— С вами свяжутся насчет фото.

Пэдди все распевал.

— Приятно было познакомиться, — с угрюмой улыбкой сказала Марта.

Пение разносилось по подъезду.

— До свидания.

Тут как раз закончился последний куплет.

Как только она уехала, я поднялась наверх, перевела дух и позвонила Антону на мобильный.

— Можете идти домой, все чисто.

— Уже идем, радость моя.

Десять минут спустя он уже топал в дверях. Малышка Эма сладко спала у него на руках. Переговариваясь шепотом, мы уложили ее в кроватку и затворили дверь.

На кухне Антон снял пальто. Под пальто у него был розовый ангорский свитер, который папа прислал мне на случай, если меня вдруг пригласят на телевидение. (Про папу нельзя сказать, что он витает в мире грез, просто он регулярно ходит на одно ток-шоу.) Свитер был Антону узок и короток, сантиметров пятнадцать впалого живота оставались открытыми — вместе с узкой змейкой черных волос, бегущей вниз от пупка. Коди как-то заметил, что хуже Антона никто не одевается, но я бы так не сказала: этот розовый свитер был ему явно к лицу.

— Ой, это же твой свитер, — изумленно произнес он. — Прости, я в такой спешке одевался, я решил, что это мой — из тех, что сели. Ну, говори, как у тебя прошло с этой репортершей?

— Да сама не знаю. Все, кажется, шло неплохо, пока она не увидела Пэдди.

— Черт! Только не это! И что он учинил на сей раз? Надеюсь, не выставил ее за дверь?

— Нет, он ей пел. Про Санта-Клауса.

— В апреле?

— Она была вся в красном. Видимо, поэтому.

— Без бороды, надеюсь?

— Без.

— Придется переезжать. Печешек не осталось?

— Горы.

— Не понял.

— Я тоже. — В первом большом интервью в моей жизни меня выставили жадюгой: в нем было написано, что я угостила репортера пустым чаем или кофе, на выбор, и даже печенья не предложила. С тех самых пор, в тщетной попытке исправить репутацию, всякий раз, как ожидался очередной журналист, мы покупали самое дорогое печенье, но ни один к нему никогда не притронулся.

36

Об Антоне. Сразу хочу заметить: я не какая-нибудь искусительница. Сказать по правде, я вообще наименее роковая из всех женщин. Если по этому критерию провести конкурс, я бы отстала ото всех настолько, что специально для меня пришлось бы вводить новую категорию.

В двух словах о том, как все вышло. Я выросла в Лондоне. После нескольких лет постоянных раздоров мои родители разошлись. Мне тогда было четырнадцать. Когда мне стукнуло двадцать, мама вышла замуж за нудного добропорядочного ирландца и переехала жить к нему в Дублин. Я, хоть и была достаточно взрослой, чтобы жить отдельно, тоже уехала в Дублин и со временем обзавелась друзьями, из которых самой близкой подругой была Джемма. Примерно с год я повисела на шее у мамы и ее Питера, после чего взялась за ум, получила диплом по специальности «связь с общественностью», затем пошла работать в крупнейшую в Ирландии пиар-компанию «Маллиган Тейни» составителем пресс-релизов. Но после пяти лет работы я попала под сокращение и нового места уже не нашла. По времени это примерно совпало с маминым разрывом с Питером. Мама вернулась в Лондон, я, как мрачная тень, — вместе с ней. Хотя душа у меня к этому не лежала, я снова стала писать пресс-релизы, но уже на вольных хлебах, однако так обнищала, что позволить себе ездить на выходные в Дублин и повидаться со старыми друзьями уже не могла. Вскоре после моего возвращения в Лондон Джемма познакомилась с Антоном; она меня иногда навещала, но Антон всегда был на мели и с ней не ездил.

Я с ним практически не была знакома до тех пор, пока он, оставив убитую горем Джемму в Дублине, не приехал в Лондон в надежде основать независимую продюсерскую компанию. (Они с Майки были сыты по горло клепанием скучных роликов на тему безопасности на рабочих местах и хотели перебраться на телевидение; они рассудили, что в Лондоне это получится скорее, чем в Дублине.)

По версии Антона, после годичного романа они с Джеммой расстались; она же говорила, они только взяли тайм-аут, он просто еще не понял. Она тихонько плакала в трубку и говорила: «Помяни мое слово, дольше двух месяцев это не продлится, потом он поймет, что по-прежнему меня любит, и вернется».

Она, однако, опасалась, что он увлечется какой-нибудь лондонской девицей, и, поскольку я была под рукой, приставила меня приглядывать за ним. Я фактически стала ее агентом. Мне надлежало завести с Антоном дружбу, держаться к нему поближе и, если он только посмеет взглянуть на другую девушку, «ткнуть ему в глаз острой палкой» или «плеснуть девице в лицо кислотой».