История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

И действительно, запорожцы, смущенные предложением Петрика, все еще продолжали волноваться и никак не могли в целой массе отказаться от его химер, а потому делились на партии и вели между собой ожесточенный спор. Самые благомыслящие из них хотели, во что бы то ни стало, похода на Крым, но не находили поддержки в том ни от гетмана, ни от царей. Что такое казак без войны? То же, что писарь без правой руки: без войны он и наг, без войны он и голоден. Казаку воевать с басурманами, по выражению старого малороссийского летописца, что соловью петь. Для того казак и родился на свет, для того он и живет. Имея существенную и настоятельную необходимость в войне с басурманами, запорожцы решили вновь обратиться с просьбой о том в Москву.

Апреля 30-го числа кошевой атаман Семен Рубан, войсковой судья Андрей Кондратьев, войсковой писарь Созонт Грабовский и войсковой есаул Петр Иеремеев со всем запорожским низовым войском написали письмо «пресветлейшим, державнейшим Государям, благочестивым христоименитым помазанникам» и отправили его с значным казаком Максимом в Москву. В этом письме было сказано, что запорожцы, «обуздав свое свободное невежество премилостивыми словами высокоповажной и похвальной монаршей грамоты», разорвали мир с басурманами, и теперь готовы явить монархам должное радение, идти путем своих предков, с давних пор по-рыцарски действовавших, за имя Божие и за достоинство престола отцов и праотцов царского величества, над басурманами промышлявших. Однако, не имея собственных сил столько, чтобы «вконец богомерзких агарян поганские жилища разорить», кошевой и все войско просят великих государей очистить закрытый и запорожским, и малороссийским, и великороссийским войскам путь вниз по Днепру и снести с «сатанинского основания» турецкий город Кызыкермень с околичными его селениями над рекой Днепром… Кроме того, все запорожское низовое войско «сумнительно о непространной и зело стеснительной его милости ясновельможного гетмана свободе»: в своих «управах рейментарских» в отношении воинских промыслов гетман Иван Степанович Мазепа не так свободен, как его предшественники, и не может сам лично без царского указа с войсками против басурман подниматься. И это у всех соседних христианских народов к великому удивлению служит; войску же запорожскому и всему малороссийскому народу, вследствие несвободного в областях царского величества гетманского жительства, наносится нарекание. Тогда и войско запорожское, и народ малороссийский, и люди великороссийские получили бы чрез свободные действия гетмана «отраду и триумф веселый». Да и басурмане не имели бы на запорожцев поднимать меча своего. А теперь, едва запорожское войско успело с басурманами мир порвать, как они в ночь на 23 апреля, с воскресенья на понедельник, на святого великомученика Георгия Победоносца, ворвались под самую Сечь, и хотя людям принесли небольшой вред, зато угнали у них большие стада коней. Запорожцы, собравшись в малой «чадце», учинили за теми басурманами погоню и на реке Ингульце, неподалеку от поганского жилища Кызыкерменя, всю свою утрату отгромили и даже двух крымских татар в полон взяли, которых вместе «с рыцарским человеком» Максимом и бывшим при нем товариством, «что в плен татар гонило», в город Москву отослали. «Окажите вашу милость, благочестивые цари, нашему товариству, вашим подданным, и не откажите им дар подати. А они, как раньше, так и впредь, не перестанут с нами, со всем войском запорожским, усердно всякую в воинских и во всех верностях службу исполняти, вслед же за подаянием нашей челобитной грамоты повелите, ваше царское пресветлое величество, безотлагательно вельможному его милости, пану Иоанну Стефановичу Мазепе, обеих сторон Днепра гетману, при силах ваших монаршеских, великороссйских и малороссйских, под Кызыкермень, со всем для войны необходимым, на ниспровержение оного жилища басурманского, простовати. Если же повеленьем вас, благочестивых монархов наших, от того вельможный пан гетман будет удержан и если ему на благое и всему христианству пожительное и хвалебное, а на басурман губительное дело, не будет указа, то мы единодушно желаем, чтобы, по премощному и премилостивому монаршему указу, вельможный его милость пан гетман вместо себя наказного от боку своего с войсками, городовым и охочим, ради воинского промысла и ради сокрушения поганского жилища и Кызыкерменя, со всем необходимым отправил, с каковым войском и мы соединившись за благое дело, сколько нам Господь Бог помощи подаст, возстанем»[297].

Молодому русскому царю Петру Алексеевичу вполне по душе была просьба запорожских казаков. Он унаследовал от прежней политики мысль завладеть берегами Черного моря, более выгодного для России, чем холодное и мертвое Белое море, и эту мысль он хотел привести в исполнение. Но прошлое показало, что кроме сильной армии к тому нужны еще разные прикладные знания. И царь усердно подготовлялся к тому, хотя приведение в исполнение своей мысли откладывал на будущее.

Неизвестно, что ответил царь Кошу на его письмо, можно лишь догадываться, что ответ был если не вполне, то все же благоприятный для запорожских казаков, что дает повод думать дальнейшее поведение их.

Когда «рыцарский человек» Максим вернулся из Москвы в Запорожье, в Сечи некоторое время еще продолжались раздоры по поводу предложения Петрика и крымского хана, но с выбором нового кошевого атамана Ивана Шарпила противники Петрика и хана взяли верх над остальными[298]. Тогда в конце месяца июня запорожская ватага, предводимая Климом Цюцюренком, имела схватку на реке Днепре с татарами[299]. Вслед за тем другая, в 400 человек, запорожская ватага, жалея о своей братии, взятой азовцами на речках Бердах и Молочной, предводимая ватагом Семеном да полковником Леском Максименком, отомстила «веть за веть» басурманам: она прокралась по Днепру и по речке Конке мимо турецкой крепости Асламкерменя, выплыла из Очаковского лимана, пристала у берегов Крыма, вышла из лодок на сушу; сожгла и обратила в прах несколько десятков ханских селений и, «изобильно источив кровь, много басурман в труп положила», до тысячи человек взяла в плен азовцев, детей, мужчин и женщин; до тысячи человек освободила из плена русских и потом, потопивши в каком-то месте все свои челны, повернула сухопутьем до того места, где, по условию, ее ждало конное войско низового товариства, и так благополучно пришла в Запорожскую Сечь. Из Сечи 400 человек запорожских казаков с 75 пленниками татар, предводимые ватагом Семеном да полковником Леском Максименком, отправились в город Батурин с целью испросить у гетмана Мазепы разрешения о проезде в Москву к великим государям с тем, «чтобы великие государи подая охоту войску низовому к воинским промыслам, всех посланных приняв, своим государским множайшим жалованьем милостиво удовольствовали». Гетман Мазепа, изумленный приездом огромной запорожской ватаги, стал было ссылаться на царский указ о запрещении пускать в Москву в большом числе запорожские депутации, «стыдил и отговаривал в таких купах к государям не ходить», самый же ясырь советовал оставлять в Сечи и брать окуп за него от родных самих же пленных. Но на все те доводы запорожцы возражали гетману тем, что они для того и здоровье свое тратили, и в крымские юрты «водою впадали», и села неверных пустошили, и несколько сот христиан из басурманского полона на волю освободили, и неприятельский ясырь мужского и женского пола «загорнули» – все это с той целью делали, чтобы великим государям добыть славу, а себе от них получить награду. А что до удержания ясыря в самой Сечи, то они на этот счет с кошевым своим разговор уже имели, но как для окупа нужно заключить с басурманами временное перемирие, то атаман отказал в том просителям. Когда же гетман, несмотря на такие доводы, не хотел отпустить в столицу больше ста человек депутатов, то казаки решили лучше совсем вернуться с ясырем в Сечь, нежели в таком малом количестве ехать к государям. После этого Мазепа принужден был сделать уступку и из четырехсот двумстам позволил ехать в Москву, а двумстам велел оставаться на Украине, но испрашивал милости у государей как для тех, которые поехали в Москву, так и для тех, которые оставлены были в Гадяче, «хотя бы по одному портищу сукна, дабы сии (последние) превысокое монаршее имя ровно прославляли и о многолетнем великих государей царствовании. Господа Бога молили и впредь на верные царского пресветлого величества службы забирались»[300].