Визитатор - Светлана Белова

Монахи снова зашумели, и снова викарий не мог понять, был ли этот шум знаком осуждения или зависти к покойнику.

— Куда же расходовались, добываемые таким путём средства? — продолжил Матье де Нель. — Львиная доля оставалась в руках отца-настоятеля, но перепадало и пономарю за труды и, разумеется, брату Арману. Вы меня спросите, а зачем же отцу-настоятелю нужны были деньги? Ответ, быть может, покажется вам неожиданным, но тем не менее это правда. Дело в том, что аббат Симон решил, ни много ни мало, а стать во главе нашего диоцеза! Деньги же он собирал для подкупа тех, от кого будет зависеть выбор нового епископа Орлеанского! Именно с этой целью аббат Симон совершал частые и многочисленные поездки.

— О-о-о-о-о! — прокатилось по залу капитулов.

Аббат никак не отреагировал на заявление викария, продолжая безучастно глядеть в одну точку.

— Это так, — подтвердил Его Преосвященство, и шум сразу стих. — Уже некоторое время брат Арман, используя подкуп слуг, старался разузнать о моих планах. К сожалению, от дурных слуг не застрахованы даже епископы. Впрочем, здесь не место для обсуждения поступка аббата Симона, оставим это на рассмотрение Генерального капитула. Продолжайте, господин викарий.

— Таким образом, святые отцы, мы, оставив в стороне сопутствовавшее повествование, перейдём наконец непосредственно к преступлениям, имевшим место в этих стенах. Разрешите мне кратко напомнить вам суть происшедшего.

Спустя несколько дней после моего приезда в аббатство Святого Аполлинария, утренний капитул был прерван сообщением о смерти пономаря. Все, как вы помните, устремились к тому месту, где лежало тело. Казалось очевидным, что смерть пономаря наступила в результате обрыва старой колокольной верёвки, но я был с этим не согласен.

Наклонившись, якобы для того, чтобы удостовериться в смерти брата Жана, я хорошо разглядел оборванный конец, показавшийся мне подозрительным, и укрепился во мнении, что верёвка была подрезана намеренно. Заметил ли убийца мой интерес или он просто решил перестраховаться, но только, когда час спустя я послал брата Жакоба за той верёвкой, оказалось, что она бесследно исчезла.

Такой поворот событий лишний раз укрепил меня во мнении, что пономарь сломал шею не в результате роковой случайности, а в результате заранее обдуманного убийства. Вместе с братом Жакобом мы осмотрели колокольню и обнаружили, во-первых, тайник, устроенный на ней пономарём, где он хранил флягу с вином, украденную не так давно кадильницу и ключ от ризницы.

В этот раз пономарь действовал осторожно, он не стал взламывать замок ризницы, ведь ему не нужно было привлекать внимание к краже. Не стал он воровать и ценную утварь, пропажу которой заметят намного быстрее чем пропажу старой кадильницы.

Я долго не мог понять, как ему удалось раздобыть ключ от ризницы. Но после посещения лазарета мне всё стало ясно. Ризничий, серьёзно относящийся к своим обязанностям, с ключом не расстаётся даже когда спит, но всё же при купании вынужден снимать с себя одежду и оставлять её в передней банной комнаты. Должно быть, пономарь, улучив момент, успел сделать с помощью хлебного мякиша слепок с ключа, а затем во время одной из своих поездок в Орлеан ему ничего не стоило найти мастера и изготовить ключ.

Кроме тайника, который к убийству не имел никакого отношения, на полу колокольни я обнаружил пятна крови. Первым объяснением, которое напрашивалось само собой, было то, что преступник, в спешке обрезая конец верёвки, поранил руку. Это было так просто, что я даже не подумал о других вариантах. Эта догадка существенно сужала круг подозреваемых. Итак, я из всей братии выделил четырёх монахов, имевших порез на руке: аббата Симона, ризничего, брата Юбера, покойного брата Гийома и пятым подозреваемым стал сторож Пьер. Остановимся на каждом, упомянутом монахе.

Первым шёл отец-настоятель. Его поведение давало серьёзный повод к подозрению. Во-первых, он любыми отговорками пытался убедить меня, что убийцу нужно искать не среди братии, а среди гостей аббатства, на худой конец, среди сторожей.

Во-вторых, он приставил следить за мной своего любимца, брата Армана.

В-третьих, подбросил на хозяйственный двор старую верёвку, якобы ту самую, что была в руках у мёртвого пономаря, но я сразу же заметил фальсификацию.

И, в-четвёртых, по наущению всё того же брата Армана господин аббат готов был уничтожить следы второго преступления, а именно сжечь амбар с повешенным в нём братом Гийомом.

Всё это, повторяю, могло бы стать веским доказательством в пользу его вины, если бы порез на его пальце не оказался результатом вскрытия фурункула, проделанного санитарным братом. Но к тому времени, когда я об этом узнал, господин аббат уже разжёг мой интерес к своей деятельности, как настоятеля. Позже, в Орлеане я смог полностью его удовлетворить, предприняв следствие, о результатах которого вы уже знаете.

Перейдём ко второму подозреваемому.

— Ох! — послышался в зале всхлип брата Юбера.

— На первый взгляд у брата Юбера была превосходная возможность подрезать верёвку, поскольку именно у него находятся на хранении бритвы, одна из которых накануне убийства исчезла из ларца. У него также была и причина желать смерти пономарю: всем известно об их недавнем столкновении. В ночь преступления, по словам брата Юбера, он страдал от жестокого расстройства желудка. Если бы не свидетельство санитарного брата, подтвердившее его недомогание, брат Юбер мог бы стать главным подозреваемым. Однако сомневаюсь, достало ли бы у него ума, чтобы придумать и осуществить столь хитроумный план.

По той же причине я отказался и от подозрений в адрес сторожа Пьера. Сей молодой человек, бесспорно, жаден и хитёр, но его умственные способности дают право усомниться в причастности к имевшим место преступлениям.

Итак, следующим в моём списке шёл покойный брат Гийом. Не буду останавливаться на моих подозрениях в его адрес, ибо своей насильственной смертью он их полностью рассеял.

В зале снова зашумели, но викарий твёрдо заявил:

— Да-да, святые отцы, я не оговорился и намерен доказать, что брат Гийом не покончил жизнь самоубийством, а был повешен и посмертно оклеветан. Ещё немного терпения, мы уже приближаемся к развязке.

Брат Антуан, ризничий аббатства, был последним, с кем я говорил. Он не скрывал своей неприязни к покойному пономарю, не имел подходящего объяснению порезу на руке и, вообще, держался враждебно, что можно было принять за желание кое-что скрыть.

В разговоре со мной ризничий упомянул об одном событии, которое произошло накануне визитации. Речь шла о том, как пономарь развлекал группу братьев рассказом о своих похождениях в миру. К сожалению, брат Антуан мог вспомнить лишь то, что пономарь упомянул Тур и соблазненную там девицу. Вот и всё. Однако это было уже второе упоминание «турской истории». Я решил разузнать о ней подробней, но болезнь помешала мне сделать это своевременно.

После выздоровления я познакомился с владениями санитарного брата. Из разговора с ним я почерпнул много интересного. Например, я понял, каким образом пономарь мог завладеть ключом от ризницы, что могло послужить причиной расстройства желудка у брата Юбера и, наконец, брат Жиль, сам того не подозревая, указал мне на преступника.